Грэм Грин - Последний шанс мистера Ливера

— Вождь сказать, извиняй его.

Носильщики уселись на корточках вокруг мисок и стали есть рис, загребая его левой рукой.

— Конечно, пожалуйста, — рассеянно ответил мистер Ливер. — Он очень любезен, право же.

Он опять уже был далеко от всей этой грязи и темноты... Он снова сидел в Ротарианском клубе [4] Ротарианский клуб , клуб «Ротари» — один из многочисленных филиалов международного клуба «Ротари интернэшнл» для бизнесменов и представителей свободных профессий. , завтракал у Стоуна, заказывал «пинту доброго старого пива», читал финансовые газеты, он снова был добрым малым и добирался к себе в Голдерс-Грин чуть-чуть навеселе. На цепочке от часов у него позвякивала масонская эмблема, и всю дорогу от метро до дома на Финчли-роуд он продолжал ощущать дух мужской компании — соленых анекдотов и смачных отрыжек — и ощущать собственную удаль.

А сейчас ему так нужна вся его удаль: остатки сбережений ушли на поездку. Тридцатилетний опыт позволял ему распознать стóящую вещь с одного взгляда, и насчет новой дробилки у него сомнений не было. Сомневался он в том, удастся ли ему разыскать Дэвидсона. Во-первых, передвигаться приходилось без карты; путешествовать в этой стране можно было лишь одним способом: записывать названия деревень в надежде, что в селениях, которые встретятся по пути, кто-нибудь поймет, куда ему надо, и сможет указать дорогу...

— Вождь сказать, белый человек в лесу, к нему ходить пять часов.

— Вот это уже лучше, — ответил мистер Ливер. — Наверное, это Дэвидсон. Он ищет золото?

— Да. Белый человек копать в лесу, искать золото.

— Завтра рано утром мы туда пойдем, — сказал мистер Ливер.

— Вождь сказал, лучше остаться этот город. Белый человек больна лихорадка.

— Какая жалость! — сказал мистер Ливер и с радостью подумал: мне начинает везти. Он нуждается в помощи. Он ни в чем мне не откажет. Как говорит пословица, друзья познаются в беде. Сердце его преисполнилось теплого чувства к Дэвидсону. Ему уже виделось, как он выходит из лесу, словно в ответ на молитву Дэвидсона, и он чувствовал себя чем-то вроде библейского героя и vox humana [5] Глас человечности ( лат. ). . «Молитва, — подумал он. — Сегодня я помолюсь на ночь. В конце концов отвыкаешь, но все-таки дело того стоит, что-то тут есть!» И он вспомнил, как долго, с тяжелой мукой в сердце молился, опустившись на колени у буфета, под графинами, когда Эмили увезли в больницу.

— Вождь сказать, белый человек мертвый.

Мистер Ливер повернулся к ним спиной и вошел в хижину. Он чуть не смахнул рукавом фонарь. Быстро раздевшись, он сунул одежду в чемодан, подальше от тараканов. Тому, что они сказали, он не захотел верить: ему не было смысла в это верить. Если Дэвидсон умер, ему не остается ничего другого, как повернуть обратно. Он истратил больше, чем мог себе позволить; он конченый человек. Может быть, Эмили смогла бы устроиться у своего брата, подумал он. Но разве можно надеяться, что брат... Он заплакал, но в полумраке хижины слезы легко было принять за капли пота. Опустившись на колени около койки с москитной сеткой прямо в пыль, покрывавшую земляной пол, он стал молиться. До сих пор он был очень осторожен, следил за тем, чтобы случайно не коснуться земли босой ногой: повсюду прыгали песчаные блохи, они только того и ждали, чтобы забраться человеку под ноготь, отложить там яички и начать размножаться.

— Боже милостивый, — молился мистер Ливер, — не дай Дэвидсону умереть, пусть он просто будет болен и обрадуется мне. — Мысль о том, что он больше не сможет поддерживать Эмили, была для него невыносима. — Боже милостивый, я сделаю для нее все, что угодно, — повторял он.

Но это были пустые слова. Он сам совершенно не представлял себе, что именно он готов для нее сделать. Они прожили душа в душу тридцать пять лет, и если он изменял ей, то лишь мимолетно — разгоряченный обедом в Ротарианском клубе и подстрекаемый приятелями; и хотя в свое время ему случалось приволокнуться за какой-нибудь юбкой, ни разу в жизни, ни на одну минуту ему не приходила мысль, что он мог бы быть счастлив в браке с другой женщиной. Несправедливо это, что именно сейчас, когда они состарились и особенно нуждаются друг в друге, все сбережения пошли прахом и им уже не быть вместе.

Но Дэвидсон вовсе не умер. С чего ему умирать? Африканцы держатся дружелюбно. Говорят, что местность здесь нездоровая, но пока что он не только не видел, но даже не слышал ни одного москита. Да и вообще, от малярии не умирают. Просто закутываешься в одеяла, принимаешь хинин, чувствуешь себя чертовски скверно, и болезнь выходит из тебя потом. Правда, есть еще дизентерия, но Дэвидсон — человек бывалый; если воду кипятить и фильтровать, опасности никакой. А так воды опасно даже коснуться, нельзя намочить ногу: может завестись ришта, подкожный червь. Но от ришты не умирают.