Ясунури Кавабата - РАССКАЗЫ НА ЛАДОНИ

[1947]

У них было заведено так, чтобы мать в начале месяца клала в кошелёк Ёсико две йены — четыре серебряные монетки по пятьдесят сэн. Тогда эти монетки стали выпускаться меньшего, чем прежде, размера. Тем не менее, попадая в красный кожаный кошелёк, эти монеты, которые на глаз были лёгкими, но на самом деле вполне тяжёленькими, придавали, по мнению Ёсико, кошельку солидность. Ёсико не желала размениваться на пустяки, и потому монетки довольно часто оставались неизрасходованными в её кошельке, который она держала в портфеле. И не то чтобы Ёсико отвергала по каким-то принципиальным соображениям такие естественные развлечения, как походы с подружками по работе в кино или в кафе. Нет, просто все эти вещи находились за пределами её жизни. Ни в каких кино она никогда не бывала, а потому все эти увеселения не представляли для неё никакого интереса.

Раз в неделю по пути с работы Ёсико заходила в универмаг и покупала там за десять сэн свой любимый французский батон. Это было единственное, на что она могла придумать тратить деньги.

Но вот однажды в отделе канцелярских товаров универмага «Мицукоси» её внимание привлекло стеклянное пресс-папье. Оно было шестиугольным, с рельефным изображением собаки наверху. Ёсико была очарована собакой. Когда же она взяла пресс-папье в руки, его приятный холод и неожиданная увесистость привели её в восторг. Ёсико нравились тщательно сработанные вещи, и она сдалась помимо своей воли. Она подержала пресс-папье на ладони, рассматривая его с разных сторон. Потом неохотно положила на место. Вещь стоила сорок сэн.

На следующий день Ёсико снова отправилась в универмаг. Снова зашла в тот же самый отдел. На следующий день пришла ещё раз. И так продолжалось целых десять дней. Наконец, она решилась. При словах «Заверните мне его» её сердце запрыгало.

Когда Ёсико вернулась домой, мать со старшей сестрой сначала посмеялись над ней: что, мол, за игрушку ты купила. Но когда они как следует разглядели пресс-папье под светом лампы, сказали: «Красивая вещица, не зря купила. Просто замечательно!»

Дымчатого стекла рельеф был очень хорош на фоне такой гладкой поверхности. Правильный шестиугольник напоминал строгий ритм стихотворения. Это пресс-папье казалось Ёсико настоящим произведением искусства. Поскольку решение о покупке Ёсико приняла после длительных раздумий, ей, в сущности, было всё равно, что скажут другие, но всё-таки похвала родственников укрепила её в мысли о правильности выбора.

Узнай кто-нибудь, что Ёсико потребовалось целых десять дней, чтобы купить вещь за сорок сэн, семнадцатилетняя девушка сделалась бы предметом насмешек, но сделать по-другому она никак не могла. И дело не в том, что ей случалось испытывать разочарование после покупок, совершённых по первому побуждению. Ей вовсе не была свойственна такая осторожность — ждать несколько дней до тех пор, пока она окончательно не убедится в правильности выбора. Нет, она боялась другого — утраты серебряной монетки, которая сама по себе являлась для неё драгоценностью.

Когда года через три возник разговор об этом самом пресс-папье, под общий смех мать Ёсико серьёзно сказала: «Ты показалась мне тогда такой трогательной».

У Ёсико с каждой из её вещей была связана какая-нибудь умилительная история.

Они поднялись в лифте на пятый этаж «Мицукоси» — делать покупки, спускаясь сверху вниз, было удобнее. Это воскресенье выдалось особенным — мать предложила Ёсико отправиться в магазин вместе.

Когда они добрались до первого этажа, они уже купили всё, что хотели. Но и после этого мать, естественно, всё равно пожелала спуститься в подвал, где проводились распродажи. «Да ну его, мама, там столько людей, не хочу», — пробормотала Ёсико, но мать её не услышала. Торговая горячка передалась и ей.

Вся эта затея с распродажами была рассчитана на то, чтобы люди тратились на покупку бестолковых вещей. Но, может быть, мать найдёт здесь что-нибудь стоящее? Ёсико следовала за ней на некотором расстоянии. Жужжали вентиляторы, здесь было не так жарко.

Сначала мать купила три упаковки почтовой бумаги. Она оглянулась на Ёсико, и они улыбнулись друг другу. Дело в том, что в последнее время мать повадилась таскать бумагу из запасов Ёсико, и та ворчала на неё. «Ну вот, теперь всё в порядке?» — говорил взгляд матери.

Потом людской водоворот засосал мать в отделы кухонных принадлежностей и нижнего белья, но она не нашла в себе достаточно решимости, чтобы протиснуться к прилавку. Она вставала на цыпочки, просовывала руки между рукавами других посетителей, но так ничего и не купила. Тут мать вроде бы заколебалась, потом её лицо стало по-злому решительным, и она направилась к выходу.