— Куда ж ты смотришь, кретин!
Его облили водой, которая показалась ему кипятком. Он потерял сознание.
— У этого мальчика вряд ли есть деньги на лечение. Но мне обязательно следует его навестить.
Жених Ёко сказал: «На заводе немало людей, кого стоило бы пожалеть. Но если тебе так хочется — иди».
— Спасибо, мне действительно так хочется.
Через двадцать дней паренёк пришёл к Ёко поблагодарить её — ведь она навестила его и дала денег. Прислуге он сказал, что хочет видеть «барышню», и она вышла к нему. Паренёк переминался с ноги на ногу. Увидев Ёко, он вжался в стену и опустил глаза.
— Ну как, вы уже изволили выздороветь?
— Чего-чего?
Его бледное лицо выразило предельное удивление вопросом, поставленным с такой вежливостью. Ёко чуть не заплакала.
— Я хочу спросить — ожог уже прошёл?
— Ну, — утвердительно хмыкнул он и с готовностью стал расстёгивать пуговицы.
— Нет же, нет, я совсем другое имела в виду…
Ёко вбежала в дом. Жених протянул горсть мелочи. «Дай ему».
— Не хочу, не хочу больше разговаривать с ним! Пускай служанка отнесёт.
Прошло десять лет.
Муж Ёко читал в литературном журнале рассказ «Стекло». Действие происходило в их городе. Стоячая вода с масляными разводами. Огненные шары в аду. Харканье кровью. Ожог. Сострадательная барышня.
— Ёко, послушай-ка!
— В чём дело?
— Помнишь, когда тебе было лет пятнадцать, ты увидела на фабрике паренька, который свалился в обморок? Ты ему ещё денег дала?
— Да, помню.
— Так вот, он писателем стал и написал про это.
— Неужели? Дай взглянуть.
Ёко вырвала у мужа журнал. Он украдкой наблюдал за ней и по мере того, как она перелистывала страницы, всё больше раскаивался в том, что дал ей рассказ.
Автор писал, что после несчастного случая паренёк поступил в мастерскую, где делали цветочные вазы. Поскольку он проявил замечательные художественные способности, ему больше не приходилось мучить своё больное тело в горячем цеху. А потом он послал лучшую из своих ваз той самой барышне. Дальше было сказано приблизительно следующее. «За последний год я сделал столько ваз. И всё — ради неё. Что же заставило меня ощутить свою классовую принадлежность? Тяжёлый труд? Любовь к этой буржуйке? Лучше бы я тогда изошёл кровью и подох. Милость заклятого врага! Какое унижение! Давным-давно враг пощадил дочь самурая после того, как захватил их замок. Но за это дочери пришлось стать наложницей человека, который убил её отца у неё на глазах. Милость первая: эта девушка спасла мне жизнь. Милость вторая: она дала мне возможность найти другую работу. Только для какого же класса делаю я теперь эти вазы? Я стал наложницей своего врага. Я знаю, почему она пожалела меня. Я знаю, почему она помиловала меня. Мне не стать львом, не избавиться от тех чувств, которые одолевали меня тогда. Может, я хотел бы поджечь её дом. Но тут я слышу, как с отвратительным треском лопается чудесная ваза в её комнате… Вижу, как сгорает её красота… И хоть я вроде бы стою на передовой линии классовой борьбы, а выходит, что я просто кусок стекла, стеклянный шарик… Есть ли среди моих товарищей хоть один, кто не тащит на себе этот стеклянный груз? Пусть враг разобьёт стекло! Если я погибну под его осколками — делать нечего. Но если нет, если почувствую, что сбросил бремя — вот тогда затанцую и снова брошусь в бой!»
Ёко отложила журнал в сторону. Вид у неё был отсутствующий. «Интересно, куда та ваза подевалась?»
Он никогда не видел, чтобы его жена выглядела такой покорной.
«Какой наивной я была тогда!»
Муж покраснел. «Это так. Но только нужно твёрдо отдавать себе отчёт в том, что, если ты борешься с другим классом или встаёшь на его сторону и борешься со своим, тебе как личности приходит конец!»
Происходило странное. Девушка в рассказе была так красива и обжигающе свежа. Муж никогда не думал, что его жена может быть такой.
А этот горбатый, бледный уродец — откуда вдруг в нём такая адская сила?
[1925]
Он играл в шашки с монахом из горного храма.
— Что случилось? Ты сам не свой, ничего у тебя не получается.
— Когда наступают холода, я жухну, словно травинка, всё у меня из рук валится.
Он был совершенно подавлен, не мог даже взглянуть на своего соперника.
Вот и прошлым вечером он и она разговаривали в заброшенном флигеле гостиницы, разговаривали под шорох стремительно опадающих листьев.
— Каждый год, когда начинают мёрзнуть ноги, я хочу обзавестись семьёй. Только о том и мечтаю.
Читать дальше