Виктор Ворошильский - Сны под снегом [Повесть о жизни Михаила Салтыкова-Щедрина]

Ариадна Антоновна, стыдно признаться; но я не вел такой жизни, какую вы подозреваете. Петербург — серый и грустный. Опасаюсь, что я теперь упаду в ваших глазах.

Нет, нет, вы. Ах, какой я себя чувствую смущенной. Вы читали «Wahlverwandschaften» Гете? Разумеется, читали. Помните место, когда Шарлотту охватывает смущение? Если бы я могла вас видеть не только на этих ужасных приемах.

Аким Иванович очень ко мне расположен.

Вы хотите дать мне понять, что благодарность к мужу делает невозможной дружбу с его женой. Стало быть вы подумали. Какая я глупая.

Я вовсе, вовсе так не подумал, я не в состоянии сказать то что думаю без того, чтобы не быть тут же неверно понятым. Я хотел только выразить радость, что не только Аким Иванович, но и вы отнеслись ко мне благосклонно. Что бы я делал в этой Вятке, прошу не гневаться, может, она и милая.

Не оправдывайтесь. Ради Бога, не оправдывайтесь. Как же Вятка может быть для вас милой.

Но сейчас, когда я встретил вас.

Когда я вас встретила. Ну да, мы дикари, но порой мы тоскуем о какой-то красоте и тогда. Вы знаете, мы абонируем журналы, этот господина Сенковского и господина Краевского тоже. Я читала ваши повести и думала.

Вы читали мои несчастные повести.

Я пыталась представить себе автора. Очень ли он грустный и злой на этот мир. Наверно да, думала я, но раз он пишет, значит верит в некий смысл, в нечто скрытое, может далекое, что лишь наступит, и раз так, то не может же он быть по настоящему грустным и злым, как все обыкновенные люди, которые не видят ничего, кроме этого маленького мирка и так и живут, со дня на день, со дня на день, как мы здесь, всегда со дня на день. Вы надо мной смеетесь?

Вы необыкновенная женщина, Ариадна Антоновна.

И в самом деле, зачем вам разговаривать со мной серьезно. Вполне достаточно этих любезных словечек.

Ариадна Антоновна, вы в самом деле необыкновенная женщина, и я был бы очень счастлив, если бы мог ответить: да, я верю в этот скрытый смысл, стремлюсь, вижу. Но я в темном лесу, оглушенный, спотыкающийся. Ничего не знаю.

Вы ничего не знаете.

Узнал только что, что рядом кто-то, кого я меньше всего ожидал здесь встретить.

Значит вы.

Я вам не помешаю? Ариадна Антоновна, это страшный эгоизм, другие тоже жаждут познакомиться с пришельцем из большого света.

Господин Салтыков. Госпожа Пащенко, жена управляющего Палатой Казенных Имуществ.

Очень приятно.

Елена Дмитриевна, я оставляю гостя под вашей опекой.

Ну что, как вы находите наш городишко, милый, не правда ли?

Я просто восхищен.

Сон измучит, испугает, нарушит покой.

Сон успокоит, утешит, откроет мыслям то, о чем велено молчать наяву.

Веры Павловны на этот раз сон, героини не моих романов. Не моих, а словно немного и моих.

Не моей шла дорогой, а все же перешла мою дорогу.

Вера Павловна, эмансипантка, из родительской вырванная неволи, за молодого выданная медика, из тех новых людей, что появились на столичной мостовой в середине пятидесятых годов.

Не сразу сон, сначала жизнь; стало быть швейная мастерская, которой она заведует; тут женщины, сбежавшие от унижения и нужды, дружно трудятся в гигиеничных условиях.

Она счастлива, потому что всем ее существованием управляет рассудок и сердце, не вековые предрассудки.

Так вот во сне светлое будущее увидела Вера.

Оно приняло форму дворца с престранной архитектурой, с огромными окнами, наполненного цветами, а также электрическими солнцами.

Вокруг — поля пшеницы с тяжелыми колосьями, апельсиновые рощи, ярко цветущие сады.

Где я? — вопрошает она, пораженная.

Ты в России — слышится таинственный голос. — Смотри дальше.

Полы, двери, вся мебель во дворце будущего — из чудесного легкого металла, называемого алюминием.

Из алюминия же, а также из хрустали, столовые приборы; на них едят в большом зале — ах, сколь наполнен деталями этот сон — общий обед из пяти или шести блюд; горячие блюда ожидают в специальных углублениях, наполненных кипятком.

В другом зале жители будущего проводят вечера; посмотри — танцы, музыка, пение; состав же капеллы беспрерывно меняется, тут ведь, когда ему хочется, каждый артист.

Все красивы и здоровы, носят удобные и исполненные грации туники, а их движения, как женщин, так и мужчин, характеризуются несказанной гармонией, заметной не только во время отдыха, но и в работе.

Ибо в течение дня они все, естественно, работают; но сколь радостен этот труд, легкий, быстрый, с пением; сейчас как раз уборка урожая, почти все делается машинами, люди только управляют ими, а от зноя их защищает огромный полог, передвигающийся по мере продвижения работ.