Решад Гюнтекин - Клеймо

Рюсухи-бей был весьма опечален столь поспешным моим решением. Я получил жалованье за десять дней, хотя мне следовало только за восемь, собрал свои книги и покинул редакцию, не осмелившись даже попрощаться с товарищами.

***

Будь я помужественнее да потвёрже духом, наверняка бы наложил на себя руки.

Зима выдалась холодная; топить было нечем. Иной раз перед сном я позволял себе удовольствие съесть кусок хлеба, но чаще ложился спать голодным. Даже при такой "экономии" я с трудом мог протянуть месяц. Никаких надежд не было. После случившегося я не решался показываться людям на глаза. При встречах со знакомыми на улице я переходил на другую сторону.

Будь Джеляль в Стамбуле, я знаю, он помог бы мне. По крайней мере, у него я не постеснялся бы попросить помощи. Но вот уже месяц, как он уехал в Конью. Иногда Музаффер давал мне деньги, жалкие гроши, которых хватало только на то, чтобы расплатиться за комнату.

Днём я боялся выходить на улицу. Мне уже мерещилось, что люди показывают на меня пальцем, а если я видел двух разговаривающих прохожих, то обязательно думал, что они говорят обо мне: "Вон тот самый бандит, о котором писало "Народное благополучие".

Нервы мои начали сдавать, я превратился в мнительного, болезненного, раздражительного пессимиста. Раньше во всех бедах я винил только самого себя; теперь же я обвинял и ненавидел всех. Я уже считал, что в мире не осталось честных людей. Я смотрел на толпу прохожих, идущих по улице, и видел перед собой орду разбойников и грабителей. В ужасе я взирал на город - скопище врагов, жаждущих моей крови.

***

Однажды холодным январским вечером мне стало совсем невмоготу: больше я не в силах был сидеть дома.

На улице темень - хоть глаз выколи. Медленно падает снег. Изредка проносятся автомобили, и на тротуарах, в лучах автомобильных фар, на мгновение возникают, точно призраки, одинокие фигуры прохожих.

Какая-то машина, поворачивая за угол, едва не сшибла меня, обрызгав с ног до головы грязью пополам с мокрым снегом.

При мысли, что смерть только что пролетела рядом со мной, чуть было не задев своим крылом, я на мгновенье оцепенел. Когда я пришёл в себя и огляделся, то увидел, что стою на знакомом перекрестке. Лет пятнадцать назад мы проезжали здесь вот таким же вечером. Муж сестры вёз нас с братом Музаффером в театр на Бейоглу. Мы ехали в карете, которую паша-батюшка получил в подарок от султана, именно на этом месте свернули за угол.

Я всё шёл и шёл по улице, пока она не привела меня на мост Ункапаны. Я облокотился на скрипучие перила и стал смотреть вниз, на воду. Снег падал, не переставая, и море, казалось, утонуло в тумане. Зловеще чернела вода. Будто тусклые лампады гробниц, вдали мерцали огни на мачтах кораблей.

Когда я брёл по улице, спускаясь к мосту, у меня мелькнула мысль: а что, если броситься в море? Но теперь эта мысль о смерти внушала мне только страх, вызывая холодное отвращение.

Сколько я так простоял, сказать трудно. Мимо прошли двое. Один из них окликнул меня:

- Чего стоишь, дружище? Я не ответил.

- Шагай лучше домой, парень, да ложись спать! - посоветовал он. – Ишь, нашёл время мечтать!

Они прошли мимо, и я слышал, как один сказал своему товарищу:

- Видать, выпил лишнего. Или в море свалится, или замёрзнет к утру.

Прохожие скрылись в темноте. Я пустился в обратный путь. За это время я успел основательно продрогнуть. От холода уже зуб на зуб не попадал. Тело ныло тупой болью.

По дороге мне попалось несколько жалких, грязных кабачков. Я решил заглянуть в один из них, выпить рюмку коньяку для бодрости и немного обогреться.

Я открыл дверь, и в лицо пахнуло теплом; запах винных паров защекотал ноздри. В кабачке было полно посетителей. Стряхнув с одежды снег, я подошёл к стойке и попросил рюмку коньяку.

Из глубины помещения доносился хор пьяных голосов, топот ног и завыванье волынки. По всему телу приятно разлилось тепло. Я выпил ещё рюмку и хотел расплатиться, но хозяин сделал протестующий жест и отказался взять деньги.

- С вас ничего не причитается, - многозначительно улыбаясь, сказал он.

- Это почему же? - удивился я.

- Вас угощают товарищи. - Хозяин указал на стол в углу.

Я обернулся. Какой-то лохматый парень махал мне оттуда рукой. Я узнал армянина Карапета, мы познакомились с ним в тюрьме. Когда я увидел его в первый раз, это был тощий человек - кожа да кости. Мне стало жаль его, и я отдал ему своё старое пальто, поделился едой.

Карапет не забыл моего имени.