Ихара Сайкаку - Избранное

Такое было: один человек, по прозванию как будто Каная, проживавший в Хаката провинции Тикудзэн, вел торговлю в Нагасаки, вверившись небесам; но не повезло ему на море: за один год трижды случилась буря и погиб весь его капитал, накопленный за годы. Остался у него дом да склад. Сосновый ветер [80] Сосновый ветер — традиционный образ в японской поэзии: ветер, дующий в сосновой роще. тоскливо свистел под стрехой, всем слугам Каная дал расчет, жена и дети печально проводили дни, и не было островка, куда бы в случае чего они могли приткнуться, даже грохот волн наводил страх. В душе Какая дал клятву богу Сумиёси — покровителю моряков: «И внукам закажу всходить на судно». Однажды ввечеру он сидел у дома, мечтая о прохладном ветре, оглядывал горы, окружавшие его с четырех сторон. Вдруг на горных вершинах собрались тучи, поднялся такой ветер, будто дракон ринулся в небо. Каная подумал: «Небо переменчиво, как жизнь человеческая. Вот и мой дом обеднел, и сад погребен под листьями, опавшими с кустов, зарос сорной травой мугура, и летние насекомые нашли приют в моем саду, словно в поле. До чего печальны их голоса!» И тут он заметил паука, который протянул свои нити от высокого бамбука к вершине криптомерии и полз по ним; вдруг ветер разорвал паутину, и паук упал с середины своего пути, уцелев просто чудом. Насекомое снова выпряло паутину, и снова она порвалась от ветра. Так случалось три раза подряд, но наконец на четвертый пауку удалось перебросить паутину к криптомерии, тут же он соткал себе дом, куда попадали пролетавшие москиты, и поедал их. Видя, как паук вновь и вновь ткет свою паутину, Каная подумал: «Вот это терпение! И все-таки он сплел себе гнездо и теперь наслаждается жизнью. Человеку тем более не пристало быть нетерпеливым и отступаться от своих трудов». Он продал дом, выждал подходящего времени, запас немного товару и уже не как раньше, а без приказчиков, в одиночку поехал в Нагасаки и отправился прямиком на ярмарку сокровищ. [81] Ярмарка сокровищ — небольшая ярмарка, которая устраивалась при храме Сумиёси во время храмового праздника. Там были и заграничные ткани, и лекарства, акулья кожа, разная утварь, но, хоть он знал, что такие товары сулят большую выгоду, денег его не хватало, пришлось уступить хорошие сделки купцам из Киото и Сакаи. Как говорится, «умом и талантами не хуже других, ничего не поделаешь». И когда собрал он всю выручку в кожаный кошель, оказалось там всего пятьдесят рё. С такими деньгами в число здешних купцов не попасть. Отчаявшись, оставил он свои пустые расчеты и пошел в квартал куртизанок Маруяма, чтобы возобновить прежние отношения с таю, которую знавал в пору своего процветания, думая: «Хоть одну ночь, последний раз в жизни…» А эта таю по имени Катё еще с первой их встречи была к нему неравнодушна, относилась теплей, чем к обычному гостю. У нее в изголовье он заметил ширмы, с обеих сторон золотые и сплошь оклеенные красивыми рисунками древней кисти, каждый листок был ценен. [82] Ширмы, с обеих сторон золотые… — Ширмы в Японии часто оклеиваются чистым золотом, расплющенным в тончайшие листки. По золоту их иногда украшают живописью или же наклеивают картинки, листки с каллиграфически написанными стихотворениями известных поэтов и т. п. В том числе были там шесть листков цветной бумаги Огура, на которых написал стихи сам Садаиэ; [83] Садаиэ — Фудзивара Садаиэ, известный поэт конца XII века, составитель небольшой антологии, носящей название «Хякунин иссю» («Сто стихотворений ста поэтов»). По преданию, Садаиэ составил эту антологию, когда жил на горе Огура, написав стихи на листках и наклеив их на ширме. Потом эти ширмы переходили из рук в руки, пострадали от пожара, и от них осталось всего двадцать четыре листка. Они, конечно, высоко ценились коллекционерами. почему-то эти листки не вошли в описи знаменитых редкостей. С первого взгляда было понятно, что бумага старинная и рука Садаиэ подлинная. «Верно, кто-то подарил таю эти ширмы», — подумал он. Тут в нем проснулась жадность, и удовольствия отошли в сторону. С тех пор он стал пропадать у нее целыми днями, пустил в ход все уловки и хитрости, и понемногу куртизанка привязалась к нему так беззаветно, что не пожалела бы свои черные волосы для него отрезать. И вот, когда он выразил желание получить от нее ширмы в подарок, она тут же отдала без всяких колебаний. Немедля, даже не попрощавшись с ней, он отправился в Киото, обратился к посреднику, предложил через него ширмы разным даймё, выручил много золота и опять стал таким же крупным купцом, как встарь, в доме его теперь служило столько же приказчиков, как и прежде. После того он отправился в Нагасаки, выкупил Катё, а так как милый ей человек жил в прибрежном селении в провинции Бидзэн, выдал ее замуж, обеспечив им дом, всю утварь и состояние, так что у тех ни в чем не было недостатка. Катё радовалась безмерно и говорила: «Никогда мне не забыть такой милости». Все его хвалили: «Хоть однажды он и обманул куртизанку, но это не дурной поступок, а глаз у него меткий и сам не промах».