Анатоль Франс - Том 6. Остров Пингвинов ; Рассказы Жака Турнеброша ; Семь жен Синей Бороды ; Боги жаждут

Святой Николай был очень гостеприимен и щедр; он широко расходовал свои собственные и церковные средства на прокормление паломников и оказание помощи несчастным. Поэтому он постоянно испытывал недостаток в деньгах и был весьма благодарен Робену за ту готовность и ловкость, с которой молодой казначей доставлял ему необходимые суммы. Случилось так, что безденежье, в которое по широте натуры и вследствие своей щедрости впал святой епископ, еще усугубилось бедствием, постигшим страну. Война, опустошавшая Вервиньоль, принесла разорение тренкебальской церкви. Солдаты, бродившие в окрестностях города, грабили хутора, обирали крестьян, выгоняли монахов из их обителей, жгли замки и аббатства. Духовенство и верующие уже не были в состоянии участвовать в расходах по поддержанию церкви, и тысячи крестьян, покинувших свои жилища, ежедневно просили подаяния у дверей епископского дворца. Бедность, мало ощутимая для него самого, болезненно воспринималась добрым епископом Николаем, когда дело касалось этих людей. По счастью, Робен был всегда готов ссудить его деньгами, которые епископ, как водится, обязывался ему возвратить в более благополучные времена.

Увы, война уже охватила королевство от юга до севера и от запада до востока, ведя за собой своих двух всегдашних спутников — голод и мор. Земледельцы обращались в разбойников, монахи следовали за войсками. Жители Тренкебаля, не имея дров, чтобы обогреться, и хлеба, чтобы прокормиться, умирали, как мухи с наступлением холодов. Волки забегали в городские предместья и пожирали маленьких детей. При этих печальных обстоятельствах Робен сказал епископу, что не только не может ссудить ему даже самую малую сумму денег, но что, ничего не получая со своих должников, прижатый кредиторами, он вынужден переуступить евреям все имевшиеся у него долговые обязательства.

Он сообщил эту прискорбную новость своему благодетелю со свойственной ему угодливой вежливостью, но казался при этом значительно менее огорченным, чем следовало быть в столь горестной крайности. И в самом деле, ему было чрезвычайно трудно скрыть под страдальчески вытянутым лицом свое веселое настроение и живейшую радость. Пергаментная кожа его желтых, сухих и покорно опущенных век плохо скрывала ликование, излучавшееся его пронзительными глазами.

Потрясенный этим ударом, святой Николай принял его со спокойствием и ясностью духа.

— Бог поможет нам восстановить пошатнувшиеся дела,— сказал он.— Он не даст опрокинуть здание, воздвигнутое им.

— Все это так,— заметил Модерн,— но будьте уверены, что вынутый вами из кадки Робен поставил себе целью вас обобрать и вошел для этого в соглашение с ростовщиками со Старого Моста и евреями из гетто, причем для себя он приберегает лучшую долю добычи.

Модерн был прав. Робен не понес никаких убытков: он был богаче, чем когда-либо, и только что был назначен на должность королевского казначея.

В ту пору Миранде шел семнадцатый год. Она была красива и хорошо сложена. Чистота, невинность и скромность окутывала ее наподобие фаты. Ее длинные ресницы, опускавшиеся частой решеткой на голубые глаза, и детски маленький ротик наводили на мысль, что злу не проникнуть в глубь ее существа. Ушки у нее были до того крохотные, нежные, тонкие и были так изящно округлены, что даже самые бесстыдные из мужчин осмеливались ей шептать только невинные речи. Ни одна девушка во всем Вервиньоле не внушала такого уважения и ни одна так не нуждалась в нем, ибо она была несказанно проста, доверчива и беззащитна.

Благочестивый епископ Николай, ее дядя, день ото дня любил ее все сильнее и привязывался к ней даже более того, чем следует привязываться к живому созданью. Разумеется, он любил ее в боге, но раздельно от него; он сам себе нравился в ней; он любил в ней свою любовь; то была его единственная слабость. И святым не всегда удается отсечь узы плоти. Николай любил свою племянницу чистой любовью, как свою духовную усладу. На следующий день после того, как он узнал о разоренье Робена, удрученный печалью и беспокойством, прибыл он к Миранде, имея в виду провести с нею благочестивую беседу, что подобало ему, ибо он заменял ей отца и принял на себя обязанности по ее просвещению.

Она занимала дом в возвышенной части города, возле собора, носивший название Дома музыкантов, потому что на фасаде его были изображены люди и звери, играющие на различных инструментах. В число прочих там имелся осел, дувший во флейту, и философ, бивший в цимбалы, которого было нетрудно признать по длинной бороде и чернильнице с пером. Каждый объяснял эти фигуры по-своему. Это было самое красивое здание в городе.