Синклер Льюис - Элмер Гентри

Джим не позвонил.

На третий день Элмер уже умирал от желания увидеться с ним, вернуть его дружбу. Но он не знал, где Джим остановился. Он искал Джима по всем большим отелям и не нашел.

Он никогда больше не встречал Джима Леффертса, а через неделю уже забыл его. Осталось только чувство облегчения, что нет больше страха перед саркастической усмешкой Джима, что рухнула последняя преграда, мешающая ему вполне уверовать в собственное величие.

Летом 1924 года Элмер получил трехмесячный отпуск и вместе с Клео впервые посетил Европу.

Он слышал однажды, как преподобный доктор Дж. Проспер Эдвардс сказал: «В моих глазах американские священники делятся на две группы: те, кого могут пригласить выступить с проповедью в лондонской церкви, и те, которых никогда не пригласят». Сам доктор Эдвардс принадлежал к первой, почетной категории, и Элмер видел, какой почет снискал он себе тем, что читал однажды проповедь в Сити-Темпл. Не только зенитские, но даже и столичные церковные газеты намекали, что когда доктор Эдвардс был в Лондоне, все население Англии — от короля до последнего чернорабочего — сбежалось в храм, чтобы помолиться богу под его руководством, и будет вполне разумно, если Зенит и Нью-Йорк последуют примеру англичан.

Элмер предусмотрительно позаботился о том, чтобы его тоже пригласили. Он заставил епископа Тумиса написать в Лондон своим коллегам-везлеянцам, а Ригга и Уильяма Доллинджера Стайлса — своим деловым знакомым-диссидентам и за месяц до отъезда получил приглашение выступить в прославленной Бромптон-роуд Чэпел и, таким образом, отбыл, горя не только жаждой приключений, но и священным огнем носителя благой вести.

Доктор Элмер Гентри разгуливал по палубе Скифии — колоритная, самоуверенная, мужественная фигура в синем костюме, фуражке яхт-клуба и белых парусиновых туфлях. Он шагал, размахивая руками и с пасторским благоволением поглядывая на своих спутников — конечно, таких же завзятых спортсменов, как и он сам.

Вот он остановился у шезлонгов, где сидела чета хрупких старичков — миниатюрная старая дама с голубыми жилками и ее супруг с тонкими руками и реденькой седой бородкой.

— Ну что, друзья любезные, как переносите плавание? — бодро рявкнул Элмер. — Вроде бы для вашего преклонного возраста неплохо?

— Да, благодарю вас! — ответила старушка.

Элмер потрепал ее по колену.

— Если могу чем-нибудь услужить, мамаша, только кликните — и я тут, — прогудел он. — Не стесняйтесь, заходите. Я, правда, особенно не распространялся об этом — неплохо, знаете, путешествовать, что называется, инкогнито, — но я священник, вот оно что, хоть и такой здоровенный малый, что не подумаешь. И помогать людям чем только можно для меня не просто долг, но и радость… Между прочим, по-моему, самая прелесть в океанском путешествии — это как раз возможность общаться с людьми, на досуге обмениваться мыслями, как считаете? Вы плывете за океан не первый раз?

— Да, но думаю, что последний! — ответила старая дама.

— Ну и хорошо, и чудесно! Я лично так полагаю, мамаша. — Тут Элмер похлопал ее по руке. — Мы кто? Американцы. Конечно, съездить разок-другой за границу — оно, может, и невредно: что еще так расширяет кругозор, как путешествие, верно я говорю? А все же у нас в Америке достигли такого уровня нравственной и материальной культуры, какой этим несчастным стареньким европейским странам и не снится. И в конечном счете подлинное счастье можно найти только в наших старых добрых Штатах, особенно когда речь идет о таких людях, как мы с вами, а не каких-нибудь там миллионерах, — эти-то, понимаешь, конечно, нахватают себе и замков и барахла и наймут кучу дворецких… Да, вот так-то. Ну ладно: стало быть, чуть чего надо, зовите, да погромче, договорились? Пока, друзья! Пошел вышагивать свои три мили!

Когда он скрылся из виду, хрупкая старушка сказала мужу:

— Фабиан, если эта личность заговорит со мной еще раз, я кинусь в воду! Гнуснейший предмет, какой я когда-либо видела в жизни! Скажи, милый… который раз мы плывем за океан?

— Да я, признаться, и счет потерял. В позапрошлом году был сто десятый.

— Не больше?

— Душенька, не будь так высокомерна.

— Но разве нет закона, который позволяет убить человека, если он назвал тебя «мамаша»?

— Дорогая, но ведь и герцог тебя так называет!

— Да, называет. Знаю. Именно это я в нем и не переношу! Милый, а как ты думаешь: это не слишком дорогая плата за свежий воздух, чтобы тебя называли «мамаша»? Когда это животное к нам подойдет снова, оно назовет тебя «папаша»!