Генри Джеймс - Трофеи Пойнтона

С той минуты, как она заподозрила, будто он говорит с оглядкой на Мону — что она сказала бы о его беспечной болтовне с какой-то двурушничающей «компаньонкой», а попросту платной прислугой, — ее и без того усердно сдерживаемое чувство пожелало и подавно замкнуться в себе. Фледа стала тяготиться своим положением в Пойнтоне; мысленно она называла его ложным и отвратительным. Она говорила себе, что уже разъяснила Оуэну, как старается настроить его матушку в желательном для него смысле; что он вполне это понимает и понимает также, сколь недостойно для них обоих стоять над несчастной с реестром и плеткой. Разве не претворилось их практическое единодушие в практический результат, ни больше ни меньше! Фледа ощутила, что у нее появилось внезапное желание и вместе с тем настоятельные причины подвести черту под своим пребыванием в Пойнтоне. С одной стороны, она не брала на себя обязательств, подобно стражу закона, препроводить миссис Герет к поезду, проследив, чтобы за ней, в знак ее низложения, захлопнулась дверь купе; как не обещала, с другой стороны, Оуэну сколь угодно долго прохлаждаться подле его матушки, пока та пытается выиграть время или подложить мину под его план. Кроме того, о ней, Фледе, действительно судачили, будто она, как пиявка, присасывается к чужим людям — да не ко всяким, а к таким, у кого в доме есть чем поживиться: об этом ей откровенно поведала ее сестрица, теперь уже определенно связавшая свою судьбу со священником, и к ее предстоящей свадьбе Фледа почти закончила чудесное вышивание, на которое ее вдохновил — здесь, в Пойнтоне, — старинный испанский алтарный покров. Теперь ей и подавно придется расстараться для той, кому предназначен ее дар, тут куском ткани с вышивкой не обойдешься, нужно как следует обрядить невесту к свадьбе. Решено: она едет в город — если коротко, чтобы приодеть Мэгги. Их отец, обосновавшийся в меблированных комнатах в Уэст-Кенсингтоне, уж как-нибудь найдет возможность приютить у себя обеих дочерей. Он, надо отдать ему должное, никогда не упрекал ее в корыстных привязанностях, и на то у него была своя корысть, в которой он вполне отдавал себе отчет. Миссис Герет согласилась уступить ее родственникам с таким видом, словно совершала геройский подвиг, словно Фледа была бесценным приобретением, а сама Фледа хорошо знала, что не рискует пропустить визит Оуэна, поскольку Оуэн уехал охотиться в Уотербат. Если Оуэн на охоте, прочая жизнь протекает без Оуэна, а в Пойнтоне охоты считай что не было.

Первое же известие, которое она получила от миссис Герет, было известием о том, что упомянутая леди предприняла, во всяком случае формально, свое переселение. Письмо писалось в Риксе, куда ее перевезли, повинуясь ее порыву, столь же внезапному, как и фантазия, удерживавшая ее на месте.

Да, я приехала сюда, писала она, буквально с одной картонкой и девушкой-судомойкой; я перешла Рубикон, я вступила во владение. Это как разом окунуться в холодную воду: я поняла, что иначе нельзя, если не хочешь стоять и дрожать. Я знала, что сумею немного отогреть этот дом, просто побыв здесь неделю; и когда я вернусь сюда, лед будет уже сломан. Я не стала писать Вам и сговариваться о встрече, когда проездом была в городе, потому что знаю, как Вы заняты, и потому еще, что я сейчас слишком злая и ужасная, чтобы предлагать свое общество кому-либо — даже Вам. Вы сказали бы мне, что я захожу чересчур далеко, и это, несомненно, так — всегда и во всем! Как бы то ни было, я здесь — просто еще раз оглядеться, проследить за тем, чтобы кое-что было сделано, прежде чем принять бразды правления. Всю следующую неделю я, вероятно, буду в Пойнтоне. Кстати, места здесь поболее, чем мне сперва показалось, и обнаружился неплохой вустерский сервиз. Но что значит пространство и время — и даже старый вустер — для Вашей горемычной и любящей А. Г.?

На следующий день после того, как Фледа получила это письмо, у нее выдалась оказия посетить большой магазин на Оксфорд-стрит, куда она добиралась кружными путями — сперва пешком, а потом на двух омнибусах. Последний из этих двух высадил ее напротив магазина, на противоположной стороне улицы, и пока она, стоя на краю тротуара и подобрав юбку, с пакетом и зонтиком в руках, скромно дожидалась минуты, когда можно будет без опаски перейти на другую сторону, рядом с ней, повинуясь взмаху трости некоего нетерпеливого пассажира, остановился экипаж. Этим пассажиром оказался не кто иной, как Оуэн Герет, который, проезжая мимо, заметил ее и, сверкнув белейшими зубами из-под крыши кеба так, что даже туман как будто рассеялся, спрыгнул на землю узнать, не может ли он подвезти ее. Выяснив, что цель ее путешествия всего-навсего через дорогу, он отпустил экипаж и остался с ней, не только уверенно проводив ее до дверей магазина, но и сопроводив внутрь — с заверениями, что его дела вполне терпят и что ему только приятно для разнообразия принять участие в ее заботах. Она рассказала ему, что пришла за отделкой для платья сестры, и он выказал веселый интерес к такой покупке. Его веселость почти всегда бывала несоразмерна случаю, но на этот раз он, как ей показалось, превзошел себя, особенно когда она предложила ему воспользоваться моментом и выбрать позумент для Моны. На секунду заподозрив, уж не распознал ли он в ее реплике сатирический подтекст, и точно имевший место, Фледа тут же отмела эту вероятность как в высшей степени неправдоподобную. Он, спотыкаясь и запинаясь, объявил ей, что ей, именно ей, ему хотелось бы что-нибудь купить, что-нибудь «шикарное», и она должна доставить ему удовольствие и сказать, что бы порадовало ее больше всего: ему вряд ли представится лучшая возможность преподнести ей подарок — подарок в знак признательности за все, что она сделала для матушки, и он уже несколько недель вынашивает эту мысль.