Генри Джеймс - Трофеи Пойнтона

С той минуты, как Оуэн отбыл в Лондон, ей не было покоя от чудовищности этой миссии — от чудовищности неотвратимого конфликта. В тот день она так и не увидела миссис Герет и провела его, бесцельно слоняясь по комнатам, горестно вздыхая и охая, все больше проникаясь чувством, что уготованная ее приятельнице участь поистине ужасна. Лучше было бы вовсе не иметь такого дома, чем иметь его и потерять. Ее коробило оттого, что решение приходится искать ей, — что за странные отношения между сыном и матерью, когда они изначально не замешаны на взаимной любви и заботе, которая сама подтолкнула бы к нужному решению! Виноват ли в этой скудости духа сам Оуэн? Фледе в это не верилось, стоило ей напомнить себе, что, будь Оуэн один, миссис Герет и впредь преспокойно сидела бы у пойнтонского камина. Но с того момента, как его женитьба становилась чем-то осязаемым, по всему выходило, что Оуэну волей-неволей придется следовать установленным курсом и отклонения от него возможны лишь незначительные: эта горькая истина заставляла ее весь остаток мучительного дня утешать себя единственно тем, что судьба милостиво позволила ей не сталкиваться покуда лицом к лицу с хозяйкой дома. Она придумывала всякие уловки и предавалась мечтам и фантазиям, коротая праздные часы; вместо того чтобы изобретать какой-то выход или компромисс или разрабатывать план, который позволил бы отвести угрозу скандала, она, воспользовавшись одиночеством и мечтательным настроением, вся отдалась во власть пленительной сказки, так что могла бы сказать, каково на вкус то прекрасное умиротворение, которым она напоила бы здешний воздух, если бы только возможно было то, чему никогда не бывать.

— Я оставлю дом, если мне позволят взять все необходимое!

Такими словами поутру возвестила миссис Герет итог удушливой ночи, с трагическим лицом приступая к завтраку. Фледа в ответ заметила только, что «необходимое» включает в себя попросту каждую вещь в доме. Бедняжка вынуждена будет признать эту горькую правду и смириться с неизбежностью, из нее вытекающей, согласиться с абсурдностью своей позиции, экзальтированностью своего бунта. Что до Фледы, то ужас перед скандалом, толпой зевак и недоброжелателей постепенно утихал по мере того, как она убеждалась, сколь мало в этой несгибаемости от мелочной, пошлой жадности. То не было примитивной страстью собственника: то была потребность хранить верность долгу и преданность идеалу. Идеалу в высшей степени благородному — той красоте, которую миссис Герет терпеливо и самозабвенно создавала всю жизнь. Бледная, но светящаяся внутренним светом, сидя спиной к стене, она возвышалась словно эпическая героиня, стерегущая клад. Покинуть корабль означало бы уклониться от долга; что-то в ее взгляде говорило, что она скорее умрет на посту. Если их семейные неурядицы будут преданы огласке, позор падет на тех, других. Если Уотербат считает возможным выставлять себя на поругание — вольно ему! В своем фанатизме она обрела какое-то новое достоинство, и Фледа с почти благоговейным трепетом отмечала, что никогда еще она не держалась с таким величием. Она ступала по дому, точно правящая королева или гордый узурпатор; и в доме, до краев наполненном шедеврами, главным украшением стала в эти дни сама его непокорная госпожа.

В душе юной леди случился странный разлад: питая к Оуэну нежность, пусть глубоко запрятанную, она не могла не изумляться внутреннему устройству мужчины, который способен плениться такой, как Мона Бригсток, когда уже знает, что бывают такие, как Адела Герет. Когда такая мать задавала тон его вкусу, как можно было опуститься до такой безвкусицы? Фледа сама удивлялась, что ничуть не презирает его за это, но так или иначе что-то ее удерживало. Если не искать другой причины, довольно уже и того, что с этого момента она превратилась в буквальном смысле в связующее звено между ним и его матерью.

«Он еще вернется, чтобы настоять на своем», — говорила миссис Герет, и на следующей неделе Оуэн и точно явился. Он, как Фледа прекрасно понимала, мог бы ограничиться письмом, однако прибыл в Пойнтон самолично, поскольку так было «приличнее» по отношению к матери и лучше для дела. Недавняя ссора ничуть его не радовала — хотя, вероятно, радовала Мону; и если в нем не развито было чувство прекрасного, чувство справедливости в нем все же было; однако ему ничего другого не оставалось, как твердо объявить в Пойнтоне дату, когда он рассчитывает видеть дом свободным для собственного пользования.