Фрэнк Харрис - Бомба

Он сунул мне в руку фляжку с бренди. Не знаю, сколько я выпил, но сердце вновь забилось у меня в груди, горло отпустило, и я опять более или менее нормально задышал, после чего зашагал дальше, опираясь на Лингга.

— Ты весь дрожишь, — сказал Лингг. — Странный вы народ, невротики; все делаете правильно, великолепно, а потом ломаетесь, как бабы. Пошли. Я не оставлю тебя, но, ради бога, перестань дрожать, возьми себя в руки. Выпей еще.

Я поднес фляжку к губам, но она оказалась пустой, и Лингг спрятал ее обратно в карман.

— У меня есть бутылка. Нам хватит бренди, но мы должны добраться до вокзала.

Навстречу показались пожарные машины с полицейскими, мчавшиеся, как сумасшедшие туда, откуда мы шли. На улицах было полно народу, все кричали, жестикулировали, я подумал, что аффектированно, по-актерски. Похоже было, все знали о бомбе и говорили о ней. Я обратил внимание, что даже в полумиле от места взрыва асфальт усыпан стеклом, значит, и тут повылетали окна.

Когда мы приблизились к железнодорожной станции, Лингг, прежде чем вывести меня на освещенное место, сказал:

— Дай мне поглядеть на тебя.

Он отпустил меня, и я чуть не упал, ноги у меня были как немецкие колбаски, словно без костей, гнулись во всех направлениях и дрожали, несмотря на все мои усилия.

— Послушай, Рудольф, давай постоим и поговорим. Ты должен собраться с силами. Выпей еще и забудь обо всем. Я спасу тебя. Слишком ты хорош, чтобы так просто бросаться тобой. Пойдем, дорогой друг, не позволим им поймать нас.

Сердце у меня колотилось, как бешеное, но я все же постарался утихомирить его. Выпил еще бренди, потом еще, словно пил воду. От этого мне стало немножко лучше. Через пару минут я почти пришел в себя.

— Все в порядке, — проговорил я. — Что теперь делать?

— Надо пройти через вокзал и, как ни в чем не бывало, сесть в поезд.

Я выпрямился, и мы отправились дальше. Однако, когда мы приблизились к барьеру, через который пропускали на поезд, идущий в Нью-Йорк, то поняли, что здесь уже известно о взрыве бомбы, потому что два полицейских стояли рядом с контролером. Первым их — за сотню ярдов — углядел ястребиным взором Лингг.

— Придется говорить, Рудольф. Если не можешь, то мы вернемся и сядем в поезд в пригороде Чикаго. Тебя зовут Уилли Робертс, однако тебе придется говорить за нас обоих, потому что у меня есть акцент, а у тебя нет. Сможешь? — (Я кивнул.) — Ну что ж, тогда вперед.

— Куда направляетесь? — услыхал я в следующую минуту.

— В Нью-Йорк, — ответил я, останавливаясь рядом с контролером, пока Лингг показывал мой билет.

— Ваша фамилия?

— На билете, — ответил я, зевая. — Уилли Робертс.

— Я уж подумал, не из датчан ли вы, — со смехом произнес контролер. — Не слышали, сегодня был взрыв в восточной части города?

— Не слышал, — отозвался я, — но какой же мир без хорошей драки?

— Похоже на то, — произнес контролер, и все засмеялись. В следующую минуту он пробил мой билет и вернул его мне.

— Мой друг, — сказал я, — проводит меня и тотчас вернется.

Лингг поклонился ему с улыбкой и взял меня под руку.

— Прекрасно, — сказал он. — Лучше не придумаешь. Никто ничего не заподозрил. Им повезло.

— Почему? — спросил я.

Лингг посмотрел на меня и хитро улыбнулся.

— Потому что у меня в кармане еще одна бомба, так что им не удалось бы взять нас живыми.

Не знаю почему, но упоминание о второй бомбе вновь ввергло меня в ужас, и я опять задрожал всем телом. Вновь мне послышался неземной рев, и меня трясло так, что останавливалось сердце.

Не помню, как я оказался в поезде. Наверное, Лингг втащил меня на себе, и когда я вновь обрел способность чувствовать, то был уже в купе первого класса — сидел в углу.

Лингг поставил мой саквояж на сидение напротив, а сам устроился рядом. Неожиданно меня затошнило, и я сказал ему об этом. Лингг проводил меня в туалет, и там меня рвало так, как не рвало никогда в жизни, тошнота накатывала волна за волной, отчего я чувствовал себя слабым и больным, как будто во мне не осталось ни на гран энергии. Лингг дал мне глотнуть холодной воды, потом воды с капелькой бренди, открыл окно, и понемногу мне стало лучше.

— Лингг, у меня нет сил сидеть. У меня совсем нет сил. Не знаю, почему я так ослабел. — И, совсем разбитый, я потихоньку заплакал.

— Рудольф, все в порядке, — ласково произнес Лингг. — Я посижу с тобой, пока тебе не станет лучше. Можешь побыть один пять минут? Я дам телеграмму.

— Да. Но лучше бы тебе не уходить.