Во всяком случае несомненно, что аббат Куаньяр, признавая христианские и католические догматы, не боялся делать из них весьма своеобразные выводы. На корнях правоверия буйная душа его расцвела изумительным цветом эпикуреизма и смирения. Я уже говорил, что он постоянно стремился разогнать все эти ночные призраки, пустые страхи или, как он выражался, всю эту готическую чертовщину, которая превращает благочестивую жизнь честного горожанина в какой-то пошлый повседневный шабаш. Наши современные богословы обвиняли аббата Куаньяра в том, что он, уповая на спасение, впадал в крайности, которые граничат с безнравственностью. Я натолкнулся на эти упреки и в сочинении одного прославленного философа [4] Г-н Жан Лакост писал в «Gazette de France» от 20 мая 1893 года: «Г-н аббат Жером Куаньяр — священнослужитель, полный знания, смирения и веры. Я не сказал бы, что его поведение всегда было достойно его сана и что его священническое одеяние не бывало запятнано… Но если он и поддается соблазну, если он легко оказывается добычей дьявола, он никогда не теряет веры, он надеется, что милость господня оградит его от падения и отворит ему двери рая. И он на самом деле являет нам зрелище весьма поучительной кончины. Так крупица веры украшает жизнь, и поистине христианское смирение пристало человеческим слабостям. Если г-н аббат Куаньяр не святой, он, пожалуй, заслуживает чистилища. Но он заслуживает его надолго и едва избежал ада. Ибо к его искреннему смирению почти никогда не примешивалось раскаяние. Он слишком полагался на милость господню и не делал ни малейшего усилия, дабы заслужить эту милость. Потому он снова и снова впадал в грех. Таким образом, от его веры было мало толку и он был почти что еретиком, ибо святой Тридентский собор в канонах VI и IX на своем шестом заседании предал анафеме всех, кто утверждает, что «не от человека зависит вступить на путь зла», и кто так слепо полагается на веру, что внушает себе, будто она одна может привести ко спасению «безо всякого участия воли человеческой». Вот почему божественное милосердие, простершееся на аббата Куаньяра, можно считать воистину чудесным и преклониться перед неисповедимыми его путями».
. Не знаю, действительно ли аббат Куаньяр чрезмерно уповал на милость господню. Но можно не сомневаться, что он понимал благодать в самом широком, естественном смысле, в силу чего мир в его глазах менее напоминал пустыню Фиваидскую, нежели сады Эпикура. Он прогуливался в этих садах с тем дерзким простодушием, которое является отличительной чертой его характера и основой его учения.
Никогда еще мысль человеческая не проявляла себя столь дерзновенно и вместе с тем столь миролюбиво и не смягчала презрение свое такой кротостью. В его поучениях вольность философов-циников сочетается с чистотой первых монахов обители священной Порциункулы [5] В его поучениях вольность философов-циников сочетается с чистотой первых монахов обители священной Порциункулы. — Циники — философская школа (IV в. до н. э.), проповедовавшая пренебрежение к человеческой культуре и возврат к первобытному состоянию. Священная Порциункула — название первой обители монашеского францисканского ордена.
. Он презирал людей, но презирал их с любовью. Он пытался внушить им, что если в них и заложена крупица чего-либо великого, так это лишь их способность страдать, а посему они не могут вместить в себя ничего полезного или прекрасного, кроме сострадания, и поскольку им дано только желать и страдать, они должны воспитывать в себе добродетели снисходительные и услаждающие. Все это привело его к заключению, что гордость является источником величайших зол и единственным преступлением против природы.
Надо думать, люди и в самом деле становятся несчастными из-за преувеличенного представления о себе самих и своих ближних, а будь у них более скромное, более правильное представление о природе человеческой, они были бы добрее и к другим и к себе. Эта благожелательность к людям и побуждала аббата Куаньяра принижать ближних своих в их образе мыслей; их познаниях, их философии, их установлениях. Он стремился показать им, что их глупая природа не изобрела и не выдумала ничего такого, что стоило бы горячо оспаривать или защищать, и что если бы они сознавали, сколь грубы и шатки их величайшие творения, как, например, законы и государства, то могли бы только играть в войну, забавляясь, как дети, которые возводят замки из песка на берегу моря.
Читать дальше