Зинаида Гиппиус - Чего не было и что было

И все-таки — вольному воля. Кто, будучи еще человеком, веселой ногой вступает на путь человекообразия, — оставьте ег0. Захочет опомниться, сам воротится.

На вечере евразийцев (прения по докладу П. Н. Милюкова) мне опять думалось: как мы должны быть благодарны докладчику за его основательное рассмотрение евразийства. Такая работа необходима, а проделать ее самостоятельно не всякому под силу. Милюков дал нам солидное оружие против многоголового… ну, не дракона, положим, — просто существа, называемого евразийством. Многоголовие, как известно, секрет его соблазнительности. Каждый находит голову по своему вкусу и ради нее, уже не глядя, принимает остальные, сидящие на той же шее.

Фашист, социалист, монархист, чекист, графоман, советоман, революционер, православный, народолюб, непман, — не говоря о националистах всех толков, — для каждого в евразийстве есть зацепочка, каждому какая-нибудь голова да улыбается.

Стрелы Милюкова отлично попадали в цель. И на наших глазах многие улыбки превращались в гримасы. Но в колчане Милюкова не хватало одной стрелы, и шея многоголового существа осталась неуязвленной.

Говоря вне метафор: Милюков не подверг исследованию иррациональную сторону евразийства. Между тем, она имеет не малое значение, и подойти к ней следует.

Евразийцы, выступавшие на вечере, сразу поняли, какие позиции всего лучше защищены, куда выгоднее отступить. Первый, Вышеславцев, тотчас же, с дешевой грацией, перепрыгнул в область «иррационального», где и дал простор своей, не менее дешевой, лирике, всяким излияниям сердца, проникновениям в «русскую душу», такую «безмерную», такую…

«большевицкую». (Я не могу упрекать Вышеславцева в дурном тоне, ведь он не специалист по «хорошему»; но все же, когда нам преподносят такую «Красоту», мы вправе усомниться, стоят ли за ней Истина и Добро.) После Вышеславцева и другие евразийцы старались держаться на тех же позициях, — благо сам докладчик назвал их неприступными; а тех, кто на них стоит, — просто «поврежденными».

С этим я никак не могу согласиться. Почему неприступные? Около них достаточно было борьбы во все времена. Методы исследования этой области, — духовной, душевной, религиозной, мистической и т. д. — тоже существуют. А присутствие в человеке иррационального начала есть нормальный факт, еще не говорящий о «повреждении». Не само это «начало» подлежит, конечно, исследованию; но и важно-то не оно в себе (неизменная данная точка), а разнообразные степени и формы, в каких являет его жизнь. Важно, как люди к нему относятся, что и когда с ним делают, куда направляют, во что преображают или во что превращают, и что из этого выходит. Тут исследования, даже оценки, необходимы — и вполне возможны.

Да, область опасная. В ней легко «повреждаться», легко «повреждать». (Но какая безопасна?) Подчеркивание евразийцами «иррационального», заслон «иррациональным» в критические минуты — поведение характерное и говорит очень много, особенно в связи со всеми их другими положениями.

Попробуем выбраться из сложностей, упростить дело до грубых линий, наименее спорных. И начнем с конца.

Евразийцы — «смена». Так они и сами на себя смотрят. Их отношение к сегодняшней власти в России — «оtes-toi de la que je m'y mette» [37] «убирайся, дабы я мог занять твое место» (фр.). . Вот цель, и рядом — уверенная надежда на ее достижение. Явилась ли эта цель (и надежды) как следствие таких-то и таких-то идей, или сами «идеи» евразийцев вытекают из фактического задания? Ответ не труден, ибо не трудно проследить, что эти «идеи» рождаются и формируются по мере возникающих в России «настроений», потенциально годных для цели, и такими настроениями регулируются. На каждое мы находим заботливый отклик в евразийской системе (если это система, а не просто «чего изволите»). В евразийстве нет «свободы» и нет «России». Не ясно ли, почему? Да потому, что в «настроениях», полустихийных, эти слова — еще не сказались. А чем настроение темнее, стихийнее, «иррациональнее» — тем для евразийцев полезнее: надобен «размах», «безмерность».

Настроения всем известны. Стоит ли перечислять их евразийские отзвуки? Они тоже известны: большевизм без коммунизма, советы, собственность, евреи надоели… Для самых сильных настроений — самые громкие отклики. Смутному оскорблению национального чувства и приобретенной ненависти к Европе — предлагается удовлетворение в виде такого национализма и мессианства, каких свет не видал. А для ярко вспыхнувшего влечения к гонимой коммунистами религии — истоком и оплотом евразийства объявляется православная церковь, торжествующая, единая истинная, коей покорены будут все инакомыслящие еретики. Как бы православный интернационал…