Малькольм Лаури - У подножия вулкана

— Доктор Ливингстон, если не ошибаюсь.

— Ик! — Консул вздрогнул от неожиданности, снова увидев совсем близко от себя, за изгородью, высокого, сутуловатого человека в рубахе цвета хаки, в серых фланелевых брюках, в сандалиях, подтянутого, безупречного, седоволосого, укрепившего здоровье на лучших водных курортах, который стоял с лейкой в руках и неприязненно смотрел на него через очки в роговой оправе. — А, Куинси, доброе утро.

— Что в нем доброго? — ворчливо отозвался этот отставной садовод и продолжал поливать цветы, которые были недосягаемы для брызжущих водой шлангов. Консул указал на свой сад, туда, где рос шиповник и валялась в кустах бутылка с текилой.

— Я вас увидел вон оттуда... Понимаете, я просто обследовал там свои джунгли.

— Что вы там делали? — Мистер Куинси взглянул на него, подняв глаза от лейки, словно хотел сказать: «Я видел все решительно, и я знаю все, потому что я — сам господь бог, и хотя господь бог постарше вас, он поднялся ни свет ни заря, у него достанет стойкости, если надо, а вы сами не соображаете, продрали вы уже глаза или нет, вас ведь всю ночь дома не было, но все равно, стойкости у вас нет, а вот я всегда найду в себе стойкость, меня, да будет вам известно, никто и ничто не сломит, уж это как пить дать!»

— Боюсь, между прочим, что это настоящие джунгли, — продолжал консул,— того и гляди, пожалуй, оттуда выедет сам Руссо, оседлавший тигра.

— Что такое? — сказал мистер Куинси и нахмурился, словно говоря: «А вот господь бог никогда капли не выпьет до завтрака».

— Оседлавший тигра, — повторил консул.

Мгновение сосед смотрел на него с холодной насмешкой, словно воплощающей в себе все бездушие материального мира.

— Да, пожалуй, — сказал он ворчливо. — Ведь тут в изобилии водятся тигры... И слоны тоже... Но покорнейше прошу в следующий раз, когда будете обследовать свои джунгли и вас вывернет наизнанку, не соблаговолите ли вы предаваться этому занятию у себя, по ту сторону изгороди?

— Ик, — только и мог ответить консул. — Ик, — повторил он со смехом, а потом неожиданно, с размаху ударил себя под ложечку, и, как ни странно, это средство подействовало. — Простите, но это вам показалось, просто на меня напала икота, будь она проклята!..

— Я уж вижу, — сказал мистер Куинси и в свою очередь как будто бросил красноречивый взгляд на бутылку с текилой, таившуюся в кустах.

— И как это ни смешно, — ввернул консул, — но за всю ночь я не выпил ни глотка, пробавлялся одной теуаканской минеральной водичкой... Кстати, как вы себя чувствуете после бала?

Мистер Куинси бесстрастно взглянул на него и стал наполнять лейку из крана.

— Одной минеральной водичкой,— продолжал консул. —Да еще газировкой. Сразу вспоминаются милые сердцу водные курорты, а? — хи-хикс! — Но я вот уж который день в рот не беру спиртного.

Его сосед опять принялся поливать цветы, размеренно продвигаясь вдоль изгороди, и консул, без сожаления расставшись с деревом, на котором он увидел отвратительную чешую дохлой саранчи, последовал за ним по пятам.

— К вашему сведению, — сказал он, — я больше не пью, крышка.

— Скорей вам самому крышка, Фермин, — буркнул мистер Куинси с неудовольствием.

— Между прочим, я только что видел змею, — изрек консул.

Мистер Куинси кашлянул или хмыкнул, но не сказал ни слова.

— И меня осенила мысль... Понимаете, Куинси, мне всегда

Казалось, что в этом древнем предании про райский сад и все прочее сокрыт иной, более глубокий смысл вопреки распространенному взгляду. А вдруг Адам вовсе не был оттуда изгнан?

Понятно, я разумею изгнание не в обычном смысле этого слова...

— Старый садовод, подняв голову, пристально смотрел на него, но уперся взглядом куда-то ему в живот или, кажется, еще ниже. — Вдруг проклятие в том и состояло, — продолжал консул с увлечением, — что он вынужден был жить там и впредь, безусловно в одиночестве, страдающий, отверженный, богооставленный... А может статься, — присовокупил он, увлекаясь все больше,

— Адам был первым землевладельцем, и бог, решив провести земельную реформу, ну, вроде Карденаса — хихикс! — попросту вышвырнул его вон. Каково? Да-с — Консул хихикнул, чувствуя, однако, что по нынешним временам смешного тут мало. — Ведь в нашу эпоху всякому очевидно, — вы согласны со мной, Куинси? — что первородный грех мог совершить только земельный собственник...

Садовод едва заметно кивал, но это, по-видимому, не было знаком согласия; взор его, пристальный взор трезвого политика, все так же был устремлен куда-то пониже живота консула, и тут консул, опустив глаза, увидел, что брюки у него расстегнуты. Вот уж поистине непринужденность!