Уилки Коллинз - Муж и жена

Поглощенная письмом, равно как и столкновением противоречивых чувств, какие оно вызвало, — лицо заливалось краской, когда ее мысли обращались в себя самое, и снова тускнело, когда она вспоминала о предстоящем визите, — Анна была возвращена к действительности повторным появлением служанки, пришедшей с докладом. Оказалось, что в коттедже находится мистер Спидуэлл и сейчас он ожидает ее внизу.

Врача она застала в гостиной, одного. Он извинился, что потревожил ее в такой ранний час.

— У меня не было возможности прибыть в Фулем вчера, — объяснил он, — а сегодня с утра у меня прием пациентов, но я не мог не исполнить просьбу лорда Холчестера и приехал сюда пораньше. Я только что осмотрел мистера Деламейна и испросил его разрешения переговорить с вами о его здоровье.

Анна взглянула в окно и увидела Джеффри, с трубкой во рту — не в садике в глубине двора, как обычно, а у фасада коттеджа, откуда ему было легко следить за калиткой.

— Он болен? — спросила она.

— Болен, и весьма серьезно, — отвечал мистер Спидуэлл. — Иначе я не стал бы беспокоить вас этим разговором. Мой профессиональный долг предупредить вас как его жену — здоровье его в опасности. В любую минуту его может разбить паралич. Единственный путь к спасению, — но, вынужден сказать, не гарантирующий исцеления, — принудить его без малейших отлагательств изменить его нынешний образ жизни.

— В каком-то смысле ему придется его изменить, — заметила Анна. — Домовладелица уведомила его, что он должен отсюда выехать.

На лице мистера Спидуэлла отразилось удивление.

— Видимо, домовладелица забрала свои слова обратно, — сообщил он. — Во всяком случае, мистер Деламейн, когда я порекомендовал ему сменить обстановку, сказал мне весьма недвусмысленно: у него на сей счет свои соображения, и он намерен остаться здесь.

(Еще одно событие в ряду необъяснимых! Эстер Детридж — женщина, которую не проймешь ничем, — вдруг меняет свое решение!)

— Итак, переезд отпадает, — продолжал врач. — И посему я склонен предложить другие меры профилактического свойства. Их две. По всей видимости, мистер Деламейн (хотя сам он это отрицает) страдает от какой-то душевной тревоги. Нужно помочь ему от нее избавиться. В вашей ли это власти?

— Мистер Спидуэлл, назвать причину этой тревоги и то не в моей власти.

Врач кивнул и продолжал:

— Во-вторых, его необходимо предостеречь от употребления спиртного. Он признает, что позавчера вечером принял явно завышенную дозу. При его состоянии здоровья спиртное в буквальном смысле слова означает смерть. Если он и впредь будет заглядывать в бутылку — простите что говорю без обиняков, но дело слишком серьезно, чтобы ходить вокруг да около, — если он и впредь будет заглядывать в бутылку, жизнь его не будет стоить и гроша. Вы можете уберечь его от спиртного?

Анна ответила печально и просто:

— Я не имею на него никакого влияния. Условия, на которых мы здесь живем…

Мистер Спидуэлл тактично прервал ее.

— Понимаю, — сказал он. — По пути домой я заеду к его брату. — Минуту он пристально смотрел на Анну. — Вы и сама не в добром здравии, — заключил он. — Могу ли я вам чем-то помочь?

— Пока я живу моей теперешней жизнью, мистер Спидуэлл, мне не поможет даже ваше искусство.

Врач отбыл. Анна поспешила подняться наверх, пока Джеффри не вошел в коттедж. Увидеть человека, загубившего ее жизнь, наткнуться на мстительную ненависть, которая прячется в его глазах в тот момент, когда ему вынесен смертный приговор, — это было тяжкое, невыносимое испытание для ее утонченной натуры.

Утро тянулось час за часом, а Джеффри и не пытался с ней связаться. Еще страннее выглядело отсутствие Эстер Детридж. Пришла служанка, чтобы попрощаться, и уехала в деревню. Вскоре до слуха Анны донеслись какие-то звуки с другой стороны коридора. Она услышала, как стучит молоток, как двигают тяжелую мебель. Видимо, в свободной комнате уже начался загадочный ремонт.

Она подошла к окну. Приближался час, когда можно было ожидать, что сэр Патрик и Бланш попытаются повидать ее.

Она обратилась к письму в третий раз.

На сей раз оно дало ей новую пищу для размышлений. Решительные меры, тайно предпринятые сэром Патриком, означают ли они, что он не просто сочувствует ей, но и встревожен? Неужели он полагает, что закон бессилен вызволить ее из беды, взять под свою защиту? Похоже, так оно и есть. Предположим, она вольна пойти к судье и поделиться с ним (если это возможно выразить словами) смутным предчувствием опасности, не отпускавшим ее, какие доказательства она предъявит, чтобы убедить незнакомого человека? Все говорит в пользу ее мужа. Свидетели подтвердят, что в их присутствии он обращался к ней со словами примирения. Из показаний его матери и брата станет ясно, что он предпочел принести в жертву свои финансовые интересы, лишь бы не расставаться с женой. У нее просто нет доводов, какие могли бы оправдать чье-либо вмешательство в дела супругов. Неужели сэру Патрику ясно именно это? И неужели рассказ Бланш о том, что замышляют сэр Патрик с Арнольдом, означает одно: отчаявшись, они пытаются взять закон в свои руки? Чем больше Анна об этом думала, тем больше ей казалось: да, все обстоит именно так.