Альфонс Доде - Письма к отсутствующему

Портрет этого милейшего человека довершит одно его изречение. Однажды кто-то из служащих, кичась покровительством г-на Шнейдера, [9] Шнейдер, Эжен (1805–1875) — крупный промышленник и политический деятель, в 1867–1870 годах — председатель Законодательного корпуса. в то время председателя Законодательного корпуса, попытался дать г-ну Валетту отпор. Г-н Валетт вызвал беднягу в свой кабинет и мягко, невозмутимо сказал ему с глазу на глаз следующие незабываемые слова:

— Поостерегитесь, мой друг!.. Ведь председатели не вечны.

А сам г-н Валетт вечен!

Имя ему — Правительственное Чиновничество…

Нынче утром я ходил на Мон-Валерьен [10] Мон-Валерьен — форт на левом берегу Сены, один из главных опорных пунктов обороны Парижа. повидать нашего общего друга, художника Б…, лейтенанта подвижной гвардии [11] Во время франко-прусской войны Национальная гвардия делилась на две категории: местную, которую не раарешалось выводить за пределы департамента, и подвижную, которую можно было перебрасывать в другие департаменты. департамента Сены. Наш молодец стоял на часах и никак не мог отлучиться. Нам пришлось, словно матросам на вахте, прогуливаться взад и вперед у сводчатых ворот крепости и беседовать о Париже, о войне и о милых отсутствующих друзьях… Вдруг лейтенант, который и в своей накидке гвардейца остается все тем же неукротимым мазилкой, каким ты знал его, прерывает речь на полуслове, застывает на месте и, схватив меня за руку, говорит вполголоса: — Гляди: настоящий Домье! Скосив маленькие серые глазки, вдруг загоревшиеся, как у охотничьей собаки, он показывает мне на две колоритные фигуры, только что появившиеся на плоской вершине Мон-Валерьена.

И впрямь настоящий Домье! Мужчина — в длинном коричневом рединготе с серовато-зеленым бархатным воротником, который, кажется, сделан из высохшего лесного мха; сам он худ, низкоросл, краснолиц, с низким лбом, круглыми глазами и крючковатым носом. Голова важного и глупого филина. В руке у него кошелка из цветной ковровой ткани с торчащим наружу горлышком бутылки, а под мышкой другой руки он держит банку консервов, неизбежную жестяную банку, при взгляде на которую парижане непременно будут вспоминать пять месяцев блокады… Что касается женщины, то прежде всего бросается в глаза ее огромный капор и шаль из искусственного кашемира, которая плотно окутывает все ее тело, словно для того, чтобы еще больше подчеркнуть его тщедушие; потом замечаешь острый кончик носа, время от времени показывающийся из-за выцветших оборок капора, и жалкие прядки полуседых волос.

Поднявшись на вершину, мужчина останавливается перевести дух и отереть пот со лба. Между тем здесь, наверху, совсем не жарко: стоит туманный конец ноября. Но они шли так быстро!.. Зато женщина не останавливается. Она направляется прямо к воротам и при этом глядит на нас в нерешительности, словно хочет с нами заговорить, но потом, видимо, устрашенная офицерскими нашивками, предпочитает обратиться прямо к часовому, и я слышу, как она робко спрашивает, нельзя ли ей повидаться с сыном: он служит в шестом батальоне третьего полка парижской подвижной гвардии.

— Подождите здесь, — говорит часовой, — я за ним пошлю.

Просияв, она со вздохом облегчения возвращается к мужу, и оба, отойдя в сторону, усаживаются на краю откоса.

Ждать им приходится долго. Этот Мон-Валерьен такой большой, в нем такая путаница переходов, гласисов, бастионов, казарм, казематов! Подите отыщите гвардейца шестого батальона в этом, не имеющем выхода городе, подвешенном между небом и землей и, как остров Лапута, [12] искусственный летающий остров, описываемый Свифтом в третьей части «Путешествий Гулливера». парящем по спирали среди облаков. И ведь, помимо всего, в этот час форт полон барабанных и трубных сигналов, бегущих солдат, позвякивающих манерок. Сменяют караулы, назначают в наряд, раздают рацион, вольные стрелки ударами прикладов подталкивают окровавленного вражеского лазутчика, крестьяне из Нантерра идут с жалобой к генералу; галопом выезжает гонец — сам окоченел от холода, а с лошади пот ручьями; с передовой возвращаются мулы, навьюченные ранеными, которые покачиваются в корзинах со спинками и тихонько стонут, словно больные ягнята; матросы под звуки дудки тянут на канатах новую пушку и орут: «Давай! Тяни!» — пастух в красных штанах [13] то есть в военной форме. гонит принадлежащее крепости стадо — в руках бич, за плечом на ремне шаспо; [14] усовершенствованная система ружья, введенная во французской армии в 1866 году. Однако даже во время войны далеко не вся армия была вооружена шаспо. все это суетится, толчется, перебегает друг другу дорогу в переходах форта, исчезает в сводчатом проходе, словно в низких воротах восточного караван-сарая.