Альфонс Доде - Джек

— Ну как? Что скажешь? — защебетала она, бросаясь навстречу сыну с распростертыми объятиями.

Джек поцеловал ее.

— Изумительно!

— Как, по-твоему, быстро я управилась? Должна признаться, что мне очень помог Бель… До чего ж он услужлив!

— Кто? Белизер?

— Ну, конечно, мой славный Бель и госпожа Вебер.

— Ого! Я вижу, вы уже друзья.

— А то как же! Они такие милые, такие предупредительные! Я пригласила их пообедать вместе с нами.

— Черт побери! А посуда?

— Видишь ли, кое-что я уже купила, правда, немного. И у соседей взяла несколько приборов. Эти милые Левендре тоже люди обязательные.

Джек понятия не имел об этих «обязательных» соседях и удивленно раскрыл глаза.

— Но это еще не все, мой дорогой… Ты ведь толком не разглядел пирог. Я ходила за ним на Биржевую площадь, там продают пироги на пятнадцать су дешевле. Правда, это очень далеко. На обратном пути я выбилась из сил. Мне пришлось нанять фиакр.

В этом сказалась вся ее натура. Заплатить два франка за фиакр, чтобы выгадать пятнадцать су на пироге! Но видно было, что она хорошо знает все магазины. Хлебцы она купила в венской булочной, кофе и десерт были из Пале-Рояля.

Джек слушал ее, оторопев. Она это заметила и простодушно спросила:

— Может, я слишком много потратила? Да?

— Нет!.. Что ты!..

— Да, да, я вижу это по твоему носу. Но что прикажешь, в твоем хозяйстве многого не хватало. А потом, ведь не всякий день происходят такие радостные встречи! Впрочем, ты сам убедишься, что я собираюсь быть благоразумной…

Она достала из комода длинную зеленую тетрадь и с победоносным видом помахала ею в воздухе.

— Погляди, какую великолепную книгу для ведения расходов я приобрела у госпожи Левек.

— Левек, Левендре!.. Да ты уже познакомилась со всем кварталом?

— Ну да, у госпожи Левек писчебумажная лавка, совсем рядом. Очень славная пожилая дама, у нее там и кабинет для чтения. Это очень удобно. Надо же следить за литературными новинками… А покамест я купила у нее книгу для ведения расходов. Это совершенно необходимо, мой мальчик. В доме, где хотят разумно вести хозяйство, без нее шагу нельзя ступить. Вечерком, после обеда, если хочешь, мы подведем итоги. Видишь? Тут все записано.

— Ну, если все уже записано…

Их беседа была прервана приходом Белизера, г-жи Вебер и ее малыша с большой головой. Забавно было слушать, каким покровительственным и фамильярным тоном обращалась Ида де Баранси к своим новым друзьям:

— Сделайте милость, голубчик Бель, не церемоньтесь. Госпожа Вебер! Прикройте, пожалуйста, дверь, а то мальчик чихнул.

Вид у нее был важный и величественный, точно у благосклонной королевы, которая снисходит до своих бедных подданных и желает, чтобы они чувствовали себя непринужденно. Г-жа Вебер и без того чувствовала себя непринужденно. Эта славная женщина ни перед кем не робела — она сознавала, что своими сильными руками всегда заработает себе на кусок хлеба. Юный Вебер тоже ни капельки не конфузился и старательно запихивал в рот хрустящую корочку пирога. Один только Белизер слегка пригорюнился, да и было отчего! Быть уверенным, что до свадьбы осталось всего каких-нибудь две недели, почти осязать близкое счастье и вдруг узнать, что все откладывается бог знает на сколько, — это просто ужасно! Он все время вертел головой, жалостно поглядывал то на г-жу Вебер, которая, как видно, довольно спокойно отнеслась к потере компаньона, то на сияющего Джека, который ухаживал за матерью с заботливым вниманием влюбленного. Поистине жизнь человеческая походит на качели, какие устраивают дети с помощью деревянного бруска и доски: один взлетает вверх только тогда, когда другой с размаху ударяется о твердый, неровный грунт. Джек возносился в сияющие высоты, а его злополучный компаньон падал с облаков на землю, возвращался к горькой действительности. Прежде всего Белизеру, которому было так уютно в квартирке, составлявшей предмет его гордости, предстояло отныне ютиться в чулане, выходившем на лестницу: свет и воздух проникали туда через крошечное оконце, не больше форточки. На всем этаже не нашлось другого свободного помещения, а Белизер ни за что на свете не согласился бы отдалиться от г-жи Вебер даже на несколько ступенек. Этого человека звали Белизер, но его с полным правом можно было бы назвать: «Безропотность», «Доброта», «Самоотверженность», «Терпение». Было у него и много других благородных имен, но он ими себя не величал, он ими не бахвалился, однако те, кто близко с ним соприкасался, мало-помалу начинали сами о них догадываться.