Альфонс Доде - Нума Руместан

— Господин министр желал бы, чтобы это произошло как можно скорее… Ему хочется убедиться в том, что вы у себя дома и что все у вас по-прежнему благополучно.

Вальмажур-старший бросил робкий взгляд на кредитные билеты.

— По-моему, это благоразумно… А как ты?..

Одиберта ничего не говорила; она ждала, что еще предложит Межан, а тот явно подыскивал слова и вертел в руках бумажник.

— К этим пяти тысячам франков мы добавим еще пять тысяч — вот они, — если вы согласитесь возвратить… возвратить…

Он не мог справиться со своим волнением.

Жестокое поручение возложила на него Розали! Ах, иногда приходится дорого расплачиваться за то, что слывешь спокойным и сильным человеком: от тебя и требуют больше.

…карточку мадемуазель Ле Кенуа, — скороговоркой добавил он.

— Наконец-то! Ну вот и дошли до сути дела… Карточку… Я так и знала, черт возьми!

При каждом слове она подпрыгивала, как коза.

— Стало быть, вы думаете, что можно было вытащить нас в Париж с другого конца страны, наобещать нам с три короба, хотя ничего сами-то мы не просили, а потом выгнать, как собак, которые всюду наследили?.. Забирайте деньги, сударь. Никуда мы не уедем, будьте уверены, и карточку тоже им не вернем… Это, виаете ли, документ… Она у меня в сумочке… Я с ней не расстанусь и буду показывать ее в Париже всем и каждому, и надпись, которая на ней, — пусть все знают, что эти самые Руместаны, вся ихняя семья — обманщики… лжецы…

Она брызгала слюной от злобы.

— Мадемуазель Ле Кенуа тяжело больна, — очень серьезно сказал Межа и.

— Ладно, знаем!..

— Она уезжает из Парижа и, по всей вероятности, уже не вернется обратно… живая.

Одиберта ничего на это не ответила, но беззвучная насмешка в ее взгляде, беспощадный отказ, написанный на ее лбу, как у римской статуи, низком и упрямом, под маленькой остроконечной шапочкой, достаточно ясно говорили, что она непоколебимо стоит на своем. Межана подмывало наброситься на нее, сорвать у нее с пояса ситцевую сумочку и убежать. Все же он сдержался, снова принялся просить и уговаривать, проговорил, наконец, тоже дрожа от бешенства: «Вы в этом раскаетесь», — и, к великому сожалению старика Вальмажура, вышел.

— Подумай, девочка!.. Накличешь ты на нас новую беду.

— Вот еще! Не они нас, а мы их допечем… Пойду посоветуюсь с Гийошем.

ГИИОШ. [40] Фамилия Гийош произведена от французского глагола fuillother, то есть вычерчивать узор не пересекающихся линий. ХОДАТАЙ ПО ДЕЛАМ

За пожелтевшей визитной карточкой, прикреплен" ной к двери напротив них, скрывался один из тех подозрительных маклеров, все деловое оборудование которых состоит из огромного кожаного портфеля, где папки, с сомнительного свойства делами, писчая бумага для доносов и шантажистских писем соседствуют с корками от пирогов, фальшивой бородой, а порой и с молотком, которым можно хватить по голове молочницу, как это выяснилось на недавнем процессе. Этот тип — а такие типы в Париже встречаются часто — не заслуживал бы и одной строчки, если бы означенный Гийош, обладатель фамилии, стоящей целого списка примет — так густо было испещрено мелкими симметричными морщинками его лицо, — не добавил к своей профессии новую и характерную подробность. Гийош зарабатывал, выполняя за школьников назначенные им в наказание штрафные письменные работы. По его поручению нищенствующий писец ходил по окончании школьных занятий предлагать свои услуги наказанным и до поздней ночи переписывая песни «Энеиды» или парадигмы XV o во всех трех залогах. [41] то есть спряжения греческого глагола XtXi) (освобождаю) в залогах действительном («я освобождаю»), страдательном («я освобожден») и среднем («я освобождаюсь»). Когда его не было под рукой, холостяк Гийош мог и сам впрягаться в эту оригинальную работу, из которой он тоже извлекал выгоду.

Посвященный Одибертой в суть дела, он нашел, что все обстоит превосходно. Можно будет притянуть к суду министра, можно пропечатать кое-что в газетах. Фотография — это уже золотая жила. Только на все это нужно время, нужно ходить туда-сюда, и он требовал вознаграждения вперед, в звонкой монете, ибо наследство Пюифурка представлялось ему миражем. Требование это смущало жадную крестьянку, тем более, что Вальмажур, которого наперебой приглашали в аристократические салоны в течение их первой парижской зимы, теперь и носа не показывал в Сен-Жерменское предместье…

«Что ж!.. Буду работать… Помогать домашним хозяйкам, вот!»