Ясунари Кавабата - Озеро

— Опять?! — Круглые глазки Тацу недобро сверкнули.

— Опять. — Мияко кивнула и сразу почувствовала, как радость испарилась и ей на смену пришла опустошенность.

— А вы сразу возвратились домой? Или, может быть, решили поводить за нос вашего преследователя?.. Наверно, поэтому и потеряли сумку. — Заметив, что дочь все еще находится в комнате, Тацу прикрикнула: — Сатико, а ты чего здесь околачиваешься? Ну-ка, спускайся вниз!

Девушка с любопытством прислушивалась к их разговору, забыв, что он вовсе не предназначен для ее ушей. Она покраснела и поспешно покинула комнату.

Собственно, для нее уже давно не было секретом, что на улице за Мияко часто увязываются мужчины. Знал об этом и старик Арита. Однажды посреди Гиндзы [1] Гиндза — центральная улица в Токио. Мияко сама шепнула ему:

— Какой-то человек идет за мной следом.

— Да? — Старик хотел обернуться.

— Не оглядывайтесь, — предупредила она.

— Разве нельзя? А почему ты решила, что он тебя преследует?

— Почувствовала. Он недавно шел нам навстречу. Высокий такой… в синей шляпе.

— Я не обратил внимания. Но, может, ты подала ему знак, когда он проходил мимо?

— Глупости! Неужели я похожа на женщину, способную заигрывать с первым встречным?

— Но тебе, наверное, приятно, что он обратил на тебя внимание?

— Может, и правда стоит с ним познакомиться… Давайте пари: до какого места он будет идти за мною? Договорились? Только вряд ли что-нибудь получится, если рядом со мной он увидит старика с палкой. Вы зайдите вон в ту мануфактурную лавку и понаблюдайте оттуда. Если он пойдет за мной до конца улицы и обратно, с вас белый летний костюм, но только, пожалуйста, не полотняный.

— Ну а если проиграешь?

— Если проиграю? Дайте подумать… Я позволю вам всю ночь отдыхать, положив голову мне на руку.

— Учти, будет нечестно, если ты обернешься к нему или заговоришь.

— Само собой.

Арита заранее знал, что проиграет пари, но был уверен, что и в случае проигрыша Мияко позволит ему отдыхать на ее руке. Правда, кто знает, не выдернет ли она руку из-под его головы, когда он уснет, с горечью подумал Арита. Наблюдая за Мияко и следовавшим за ней мужчиной, он вдруг почувствовал, будто к нему возвращается молодость. Он вовсе не ревновал. Ревность вообще была под запретом.

У себя дома старик содержал в должности экономки миловидную женщину лет тридцати. Она была старше Мияко почти на десять лет. Лежа рядом то с одной, то с другой — обе они подкладывали ему руку под голову или обнимали за шею, — этот семидесятилетний старец каждую из них воспринимал и как мать. Ведь только мать способна дать забвение от страхов, которыми полон этот мир. Так он думал. Экономке и Мияко было известно о существовании друг друга. Он сам рассказал им об этом, а Мияко предупредил: если она начнет хоть чуточку ревновать, он либо изувечит ее, либо умрет от разрыва сердца. Наверно, так Арита пытался обеспечить себе спокойную жизнь. Он страдал от невроза сердца, и Мияко об этом знала — всякий раз во время приступа она мягко поглаживала ему грудь, нежно прикасалась к ней щекой.

Что до экономки, которую звали Умэко, то она, по-видимому, не могла подавить в себе ревнивое чувство. Мияко вскоре стала догадываться: если старик Арита приходил к ней в хорошем расположении духа и баловал ее, значит, в тот день экономка доняла его ревностью. Как только может эта молодая еще женщина ревновать немощного старца? — с презрением думала Мияко.

Арита нередко хвалил экономку, называл ее примерной, домовитой хозяйкой. Мияко из этого делала вывод, что в ней, в отличие от Умэко, он хотел видеть лишь девицу для развлечений. Но и от Умэко и от Мияко он прежде всего жаждал проявления материнского чувства. Когда Арите было два года, отец развелся с его матерью и привел в дом другую женщину. Старик часто рассказывал Мияко эту историю и в заключение всякий раз говорил:

— Как был бы я счастлив, если бы место мачехи заняли такие женщины, как ты или Умэко.

— Не знаю, не знаю! Может, я изводила бы пасынка. Наверно, в детстве вы были противным мальчишкой.

— Нет, я был послушным ребёнком.

— Должно быть, в воздаяние за то, что мачеха изводила пасынка, вам на старости лет достались две добрые мамаши. Разве вы не счастливы? — однажды иронически заметила Мияко. На это Арита вполне серьезно ответил:

— И правда! Я так благодарен тебе.

«Ах, значит, он благодарен!» — злилась Мияко и в то же время думала: есть чему поучиться у этого семидесятилетнего старца.