Мария Пуйманова - Жизнь против смерти

Высоко над головой в темных кронах вопросительно чирикнула незнакомая птичка. Лесные колокольчики стояли недвижно, их темно-голубые, погруженные в раздумье глубокие чашечки, казалось, напряженно ожидали чего-то. В глазах незабудок у ручья под покровом трав, в мохнатых лапах пихт, в бесчисленных белых звездочках таволги — повсюду разлито такое же вопрошающее ожидание. Пролетел комар, пронзительно пища, словно тоже спрашивая, что-то будет.

Мошкара танцевала в нагретом воздухе; пряно пахло мятой; шиповник вдоль железной дороги засветил свои розовые сигналы и ждал. В лампионах красного боярышника, в ярко-розовых смолках, над красно-фиолетовыми полями клевера, над всей округой вплоть до деревни под розовыми черепичными крышами трепетало нетерпеливое ожидание. Таково торжественное пришествие лета.

Откуда-то издалека, по завиткам шоссе, в солнечном свете затрещал мотоцикл. Треск то усиливался, то затихал на поворотах; вдруг мотоцикл резко затормозил, и Нелла невольно прибавила шагу, подгоняемая все тем же блаженным предчувствием, что все скоро выяснится, что она найдет сегодня дома, в светелке, темной от розмаринов, на столе, источенном червями, условную открытку от Станислава: «Зуб не болит, я здоров». Это значит: Елена вернулась, приезжай с Митей. А может быть, даже телеграмму? Ведь хозяин, Барборкин зять, едва заметив Неллу, издали закивал ей из сада.

— Вы уже знаете? Его подстрелили, — закричал он через забор, точно в лесу. — Сейчас эту новость привезли железнодорожники из Праги.

Железнодорожники были деревенской газетой.

Что? Кого? Ясно — Гитлера. Нелла потащила хозяина в дом.

— Он убит? — спрашивала она вне себя, и счастье, кровожадное счастье, о каком раньше никогда не мечтала мирная Нелла Гамзова, охватило ее с ног до головы. Это будет удар по гитлеровскому фронту в России! Может быть, это конец войны? Это счастье, счастье!

— Еще жив пока, лежит в Буловке [41] Буловка — больница в Праге. . Но если есть какая-нибудь справедливость на свете…

Нелла удивилась.

— Как попал Гитлер в Буловку?

— Да нет, Гейдрих, эта сволочь. Протектор. В него бросили, говорят, бомбу.

Нелла почувствовала безграничное разочарование.

— Говорят, немцы сами это подстроили, — сказала подошедшая хозяйка. — Франк терпеть его не мог. Сейчас будет править он и все свалит на нас.

«Вполне возможное дело, ведь подожгли же они рейхстаг», — с ужасом подумала Нелла. От мысли о Еленке у нее подкосились ноги. Но она сейчас же выпрямилась и кинулась разыскивать внука.

— Митя! — закричала она так, что все мальчики оглянулись на нее. — Где ты вечно пропадаешь? Только и знай, что ищи тебя! — И она крепко вцепилась в плечо Мити, как будто в эту минуту его отнимали у нее.

Митя стоял с мальчиками около сына железнодорожника, они обсуждали последнюю новость. Он оглянулся на бабушку — глаза у него блестели.

— Ну и ловко получилось, — сказал он. — Представь себе… Бомбу бросили в машину на полном ходу… Вот это герои. И их не поймали. Они скрылись.

— Вопрос не в том, будет ли разбит Гитлер, а в том, когда он будет разбит. В славной битве под Москвой Красная Армия разрушила легенду о непобедимости нацистских орд.

Чехословацкие воины, офицеры и рядовые, собравшиеся в длинном, узком зале кинотеатра в Бузулуке, ловили каждое слово оратора.

Это был крепкий человек лет сорока с лишним, темноволосый, голубоглазый, как большинство чехов. Он стоял, свободно выпрямившись. Было видно, что он чувствует себя на трибуне как дома. Широкий лоб, студенческая шевелюра, что-то юношеское в посадке головы, здоровый цвет лица ганацких крестьян, резкая складка у переносицы — результат беспрестанных размышлений. Эта складка как бы сосредоточивала в себе сознание ответственности за множество человеческих поступков.

— Борьба советского народа и Красной Армии очень тесно связана с национально-освободительным движением чехов и словаков…

Ондржей Урбан, одетый в военную форму, жадно слушал Клемента Готвальда, не спуская с него глаз. Он очень гордился тем, что познакомился с ним еще вчера. Ондржей возвращался в казармы с другими солдатами после того, как они украсили кинотеатр. Товарищ Готвальд остановил их и заговорил с ними. Он спрашивал, откуда они, кем были раньше, как им живется в армии, а когда Матула сказал, что он слесарь-механик из Пршерова, Готвальд весело сообщил, что они земляки, оба из Моравии.