Мария Пуйманова - Жизнь против смерти

— Бабушка, это я, — окликнул ее Митя и быстро подошел к ней. — Ты испугалась? Ты не сердишься на меня?

Нелла вместо ответа крепко схватила внука, прижалась к нему и впервые за все это время разразилась слезами.

Она плакала не только о Гамзе, она оплакивала свои заблуждения, плакала потому, что ей стало так легко с земным Митей в объятиях, да, она плакала, плакала потому, что нас тянет к живым, если даже мы и не хотим этого.

Митя несколько раз растерянно оглянулся.

— Я ведь к тебе привел кое-кого, — сказал он, — нас послала мама…

Из полумрака выступил изможденный молодой человек и вошел в круг света, падающего от лампы. Лицо у него было худое, желтое, голова обрита. Ах, Нелла уже знала их, студентов из Ораниенбурга.

— Я Божек, — сказал он, — и был в лагере вместе с товарищем Гамзой. Третьего дня вернулся. Но я могу прийти в другой раз, если сегодня…

— Нет, нет. — Нелла задержала его с необычайной живостью и уже усаживала рядом с собой. — Я всегда так рада, когда слышу о нем от кого-нибудь, кто жил с ним. Мне нужно так много узнать. Митенька, беги к себе.

Но Мите не хотелось уходить. Он стоял как вкопанный.

— У него был прекрасный дедушка, — оглянулся Божек на Митю. — Если бы вы знали, кем стал для нас товарищ Гамза! Я уже говорил об этом доктору Скршиванковой. Даже в той ненормальной обстановке он был таким обыкновенным, знаете, нормальным, человечным. И при этом он приоткрывал нам будущее. От него мы узнали, почему на нашу долю выпали эти испытания. Он верил в свет с Востока и в будущую республику, которая будет лучше прежней.

— Я знаю, — ответила с тихой, скорбной гордостью жена Гамзы. — Я знаю. Все студенты, которые были у нас, говорили об этом. Какой он был опорой и утешением для них. И неправда, что он сам…

— Конечно, неправда. С ним расправились за Лейпцигский процесс. Этого ему не забыли.

— Но они же давно знали об этом, — заметила Нелла, загадка его смерти мучила ее. — Вероятно, был какой-нибудь непосредственный повод…

— Гамза и Клацел прятали у себя деньги для новых хефтлингов, чтобы новички, голодные, как и все в лагере, могли кое-что купить в ларьке. Никто не имел права держать при себе больше сорока марок мелочью. Ну, а один из неопытных цугангов [35] Вновь прибывших (от нем . der Zugang). заплатил бумажкой в пятьдесят марок…

Нелла закрыла лицо руками. Из-за такого пустяка!

— А что рука? Что у него случилось с рукой? — спросила она страдальчески робко.

Она вдруг заметила, что Митя не ушел, а стоит и слушает, и рассердилась:

— Я уже сказала тебе, Митя, уходи!

Божек не сказал Нелле того, что доверил ее дочери, — что Гамзу подвесили за руки и вывихнули правую. Он не признался Нелле и в том, что видел Гамзу в последний раз у стены барака перед казнью, когда два эсэсовца избивали его. Зачем описывать такие муки исстрадавшейся женщине? Божек сделал нечто другое. Он встал, обнял Митю за плечи, подвел его к свету и попросил:

— Пани Гамзова, нельзя ли Мите остаться? Пожалуйста, разрешите ему побыть здесь. Он уже большой мальчик. (Митя вспыхнул от смущения и восторга.) Пусть он послушает, как умер его дедушка — истинный поборник справедливости. За то, что защищал Димитрова и коммунистическую партию.

Митя вытянулся, как солдат, и не сводил глаз с Божека.

— Когда у нас опять будет республика и мы закончим образование, — добавил Божек, — мы будем учить этому девушек и юношей в школах. Пусть знают, какие необыкновенные люди были у нас.

Нелла с болью в сердце смотрела на этих двух мальчиков — на своего, еще маленького, и на чужого, взрослого.

«Ты все-таки дал мне знать, — пришло ей в голову. — Вот она, жизнь вечная».

Но она еще много раз впадала в старые ошибки, ибо все мы грешники.

Если происходит историческое событие, люди навсегда запоминают, где они были, что делали и какая была погода в час, когда их застигла новость.

Ондржей и Кето возвращались с прогулки по развалинам крепости Гори под жгучим горным солнцем, голодные и измученные жаждой.

Когда-то неприступная крепость составляла единое целое с горой, потрескавшейся и морщинистой, как слоновая кожа. В Закавказье сохранилось много таких старинных укреплений на голых скалах над ревущей рекой. Во время монгольских, арабских, персидских и турецких набегов часто не хватало времени на то, чтобы сменить меч на плуг.

Долина Куры кудрявилась зеленью колхозных фруктовых садов. Ряды скошенного машиной хлеба убегали вдаль, сливаясь на горизонте. По склонам вились виноградники. Окрестности мирно дремали под полуденным солнцем, казались идиллией. Горы, приобретающие в сумерки несколько суровый вид, походили сейчас на табун отдыхающих гигантских коней. Июньское солнце стояло над скалами; они дышали жаром, словно печь.