Мария Пуйманова - Жизнь против смерти

«Так вот как выглядит революция», — мелькнуло в голове у Хойзлера.

— Пустите! — нетерпеливо сказал шофер, оттолкнул дрожащие руки Хойзлера, собрал темно-зеленые мешочки с патронами и, даже не поблагодарив, выбежал из комнаты.

Хойзлер подошел к окну.

— Теперь они вооружены, — сказал он задумчиво. — Что поделаешь, такое время. Но когда все это пройдет, кто отнимет у них оружие?

— Ты сглупил, что дал ему ружье, — накинулась на мужа Ро. — Ведь это ценная вещь, тысяч двадцать, не меньше. Почему ты не сказал, что оно в ремонте?.. Интересно знать, кто теперь повезет нас в Нехлебы?

Как бы в ответ на этот вопрос во дворе взревел автомобильный мотор.

Ро, бросив укладываться, как была, с сандалетой в руке, выбежала во двор, к гаражу. Машина разворачивалась перед открытыми настежь воротами. Ро с ужасом увидела, что в ее безупречный «мерседес» лезут такие же типы, как этот негодяй шофер.

— Вы никуда не поедете на нашем бензине! — прикрикнула она на шофера. — И я не хочу иметь неприятности из-за машины. Мы ее владельцы и отвечаем за нее.

Из окна машины высунулся человек в кепке.

— Об этом не беспокойтесь. Именем Национального комитета мы конфискуем вашу машину как имущество коллаборантов.

Другой человек прицепил к радиатору чехословацкий флажок, прыгнул в машину, захлопнул дверцу, и они умчались.

Ро стояла как громом пораженная.

Куда обратиться, кому пожаловаться? Полиция и та с ними заодно, вчера разрешила улице бесчинствовать… А с каким трудом Ро доставала сукно на эту униформу шофера! Этого человека я избавила от тотальной мобилизации, он давно бы уже погиб в разбомбленном Гамбурге, я ему спасла жизнь, и вот она, благодарность!.. А что это за страшное слово «коллаборанты»? Иностранное слово, и все же Ро поняла его и не хотела иметь с ним ничего общего. Это слово ее пугало.

— Ты не волнуйся, деточка, — успокаивал ее Хойзлер, но сам дрожал всем телом, и его апоплексическая физиономия побагровела. — Это же просто грабеж! Но они все-таки вернут нам машину. А когда все это кончится, я притяну шофера к суду.

— Черта с два это тебе поможет! Машину поминай как звали, говорю тебе!

Ро подкрепила свои слова решительным жестом: швырнула сандалеты в чемоданчик, захлопнула крышку и повернула ключ.

— Куда ты? — робко осведомился Хойзлер.

— К маме, на Жижков. Здесь я не останусь, здесь страшно.

Хойзлер поднял на нее свои выцветшие глаза в красноватых жилках. Как он уже, однако, стар!

— Что ж, пойдем, если хочешь, — сказал он.

— А ты-то куда, вот еще! Весь жижковский дом переполошится, если ты придешь. Я — совсем другое дело, я там у себя дома.

Хойзлер уставился на нее, выпучив глаза старого лягушечьего короля. Вот она, Руженка, без которой он не мог жить, которой он дал все, что можно приобрести за деньги, от которой все сносил, лишь бы удержать ее возле себя. Когда-то она манила его своей вызывающей красотой. Сейчас он цеплялся за нее, как старый человек цепляется за молодого, полного сил и решимости.

— Руженка, — произнес он, — неужели ты меня сейчас бросишь?

Ружена вплотную подошла к нему. В ней кипели злоба и яд, копившиеся годами. Сейчас все это прорвалось.

— Всю жизнь ты мне испортил, старый черт! — бросила она ему в лицо. — Может, мне теперь еще и в тюрьму идти из-за тебя… подлый коллаборант? Не-ет, не такая я дура!

Она схватила чемоданчик и выбежала, хлопнув дверью.

Анна Урбанова не виделась с дочерью почти три года после той ужасной ссоры из-за Лидице. И когда в субботу днем к ней в кухоньку вползла промокшая фигура с чемоданчиком в руке, растрепанная и в нахлобученной шляпке, Анна едва узнала Ружену.

— Господи боже, на кого ты похожа, девочка!

— На улицах стреляют, — измученным голосом сказала Ружена. — Пустите меня к себе, маменька, мне плохо…

Она схватилась за угол стола, покрытого дырявой клеенкой, и, пошатываясь, прошла через кухню в комнату.

— Да ты не ранена ли? — ужаснулась мать, скидывая передник. — Я сбегаю за доктором.

— Не выдумывайте, это пройдет! — быстро возразила Ружена.

Она с трудом поставила чемоданчик на пол и ногой запихнула его под кровать. Потом сняла шляпку, разулась, не раздеваясь залезла под полосатое мамино одеяло и закрыла глаза со следами туши под ними.

Анна Урбанова суетилась, как перепуганная наседка.

— Вот видишь, дочка, вот видишь! — вздыхала она. — Знала бы ты, чего я тут про тебя наслушалась от соседок.

— Не пускайте сюда никого, — сказала Ружена, тревожно озираясь. — Мне нужен покой.