Мария Пуйманова - Люди на перепутье. Игра с огнем. Жизнь против смерти

Она зашла в калитку к садовнику поместья, мимо которого они как раз проходили, и пропала там на четверть часа. Нет, ничего особенного, она хотела лишь узнать, не продаст ли он цветной капусты.

Потом они пошли дальше. Перед ними бежал пес. Бабушку и Неллу знала вся округа. Уже не первый год существует республика, и графиня из нехлебского замка уже не графиня, ее называют так только из вежливости. Уже не первый год существует республика, но я не могу умолчать о том, что старая пани Витова, проходя деревней Нехлебы, отвечала на приветствия своих поставщиков голубей, ягод и грибов с неповторимым радушием и несколько свысока, как будто своим подданным. В этот мирок, такой маленький, словно вы смотрите на него в перевернутый бинокль, мать Неллы, когда-то горожанка, навсегда укрылась после смерти мужа. Она приняла на себя ответственность даже за климат своего края и считала своим промахом, недостатком гостеприимства к внукам то, что в этом году, как назло, не было снега.

— Ручаюсь, что, как только вы уедете в Прагу, его навалит на полметра. Вот увидишь! Нашей семье всегда не везло. Почему ты смеешься? — спросила она как-то по-детски.

Когда они проходили мимо квартала небольших вилл, мать сжала руку Нелле:

— Поверни на мост. Нам навстречу идет капитанша. Надо с ней разминуться. Только бы пес к ней не подбежал.

Нелла удивилась. Мать всегда была в хороших отношениях с этой дамой.

— Вы что, поссорились?

— И не думали. Просто мне в последнее время так надоели люди, ты представить себе не можешь. Болтают такие пустяки, что голова идет кругом. Не хочу говорить ни о чем, кроме дела. Никто мне не нужен.

— И мы тоже?

— Только вы и нужны мне, обезьяна! Одних вас хватает по горло.

— Если ты не против, давай пойдем медленнее, я не могу так бежать в гору, — схитрила дочь.

— Тренировки нет! — гордо сказала старая пани таким тоном, как говорили ее внуки, и не без удовольствия остановилась. — Не спите по ночам, а когда светит солнышко, вы в кровати. Живете шиворот-навыворот.

Дочь не ответила. Обе слушали, как невдалеке, где-то в поле, ветер колебал жестяной образок девы Марии. Нелла и мать смотрели друг на друга, как смотрят два путника, остановившиеся перевести дыхание. Старуха улыбнулась усталой и счастливой улыбкой. Было холодно, и Нелла видела, как у матери дыхание вырывается паром изо рта.

— Красивое пальто у тебя, Нелла, — сказала мать и притронулась к одной из пуговиц. И в этих обычных словах как будто было заключено какое-то иное, глубокое содержание.

Прибежал пес с высунутым языком и, дыша как паровоз, остановился около старой пани. Она поправила гребнем свои растрепавшиеся волосы и снова двинулась в путь. Чем дальше они отходили от дома, тем больше забывала бабушка свои заботы и ей было легче идти, как путнику без ноши. Ее нервозность исчезла, свежий воздух словно обновил ей душу. Те, кто созерцает на экране торопливую жизнь нашего века, кто танцует под лай граммофона и негритянский барабан, те, кто все еще живет во власти страстей, те не знают, что единственное благо — это свежий воздух, к которому стремится сердце, бедное загнанное сердце, ибо ему возвращает равновесие этот воздух, насыщенный озоном.

Дорога к монастырю идет от богадельни, мимо кирпичного завода. Можно часами идти по просторным лугам, пересеченным оврагами и косогорами, постепенно переходящими в холмы, кое-где покрытые лесом. Сверху открывалась широкая даль. Там и сям стояли одинокие сосны, изогнутые, как молнии. Край под вами словно в вашей власти. Холмистый край без снега походил на юбку нищенки, всю в заплатах. Ряды узловатых верб тянулись по течению реки, которая прорезает котловину, поворачивая на запад. Две кривые линии аллей пересекали поля. Видна была шахматная клетка пашен, сходившаяся в перспективе, зеленоватая озимь посевов, простиравшаяся по холмам до самого леса. Холмистый пейзаж поднимался и опускался, как чередуются строфы в песне, как дышит человек. Белые деревеньки лепятся вокруг костелов. Солнце особенно ярко освещало светлые оштукатуренные здания под розовыми черепичными и серыми шиферными, словно нарисованными, крышами. Вот торчит труба ткацкой фабрики Латмана, вон там имение Кальна, где мы берем молоко, дальше Полом, где цыгане убили трактирщика, Лоречек, знаменитый своим знахарем, — говорят, он возвращает слепым зрение, — Вытонь, Захлуми и Скоп. А на самом горизонте, в дымке, главный город края. Старая пани, запыхавшись от подъема, называла места и показывала хлыстом. Она была из поколения романтических туристов и не переставала восхищаться своим краем. Молодость жаждет перемен. Нет, не надо их; только хорошо знакомое мы любим полной мерой. Пани Витова никогда не владела угодьями в этом краю и все же считала его своим. Если бы вы слышали, каким снисходительным холодным тоном она, вернувшись из поездок в другие края, говорила о тамошней природе, вы поняли бы ее пренебрежение и ревность ко всем остальным областям республики.