Мария Пуйманова - Люди на перепутье. Игра с огнем. Жизнь против смерти

— Вот мы и дома, — сказал Станислав.

Проехав лес, ты уже ближе к Нехлебам, чем к Праге. Разница не в длине проделанного пути, а в природе. Воздух тут свежее и крепче, местность становится холмистой, она здесь стиснута в небольшие долины, поросшие хвойным молодняком. Вы уже недалеко от богатой форелями реки; ее еще не видно, но она уже чувствуется.

Машина миновала заповедник, замок и лесопилку. Было зеленое рождество, еловый лес стоял сыроватый, дикий и безмолвный.

В дороге Ружену заставили залезть в мешок, подшитый рыжим кроличьим мехом, унаследованный от дяди-охотника, который согревался в нем, поджидая серну. Кроличий мех линял, и волоски от него было трудно счищать щеткой. В зимнем арсенале фордика был еще допотопный разноцветный плед, который Нелла и Станислав прозвали «павлином», и еще один — клетчатый, окрещенный «шахматкой». Посторонним были неизвестны все эти интимные словечки и ассоциации. Ружена долго сопротивлялась, прежде чем позволила упрятать себя в мешок. Она считала, что хороший тон требует, чтобы человек терпел неудобства.

Уже давно трудно было разобрать, где чьи ноги и на кого перекатится баул, если кто-нибудь двинет коленом. Никому не хотелось встать и навести порядок в этой стране мехов, дети вросли в свои места, как улитки. Сзади сидели трое, Станислав локтями упирался в девочек, все вместе подскакивали на ухабах. Начались каникулы, хотелось лениво потянуться, если бы только было место. В лесу Станислав начал петь и едва не прикусил язык; он так шумел, что у Неллы голова шла кругом. Ей было не по себе, и Ондржей отчетливо видел, как дрожат пальцы руки, лежавшей на руле. Ему хотелось оттолкнуть ее и сказать грубоватым голосом подростка: «Пустите, где уж вам!» Эх, жить бы в Америке, где, говорят, мальчикам его возраста дают править машиной! Он показал бы, что такое скоростная езда, этой мадам с накрашенными губами, которая сидит рядом с ним, в шубе, у нагретого, пахнущего бензином мотора и обвораживает Ондржея чем-то таким, что заставляет его сидеть зачарованным и молчать. «Ага, и она вздрагивает, так ей и надо», — думал Ондржей и вздрагивал сам.

«Скорей бы Нехлебы, — думала Нелла. — Если невредимыми доберемся домой, у меня гора свалится с плеч». Они проехали вокзал и повернули на мост. Вы вздрогнете от веселья и стужи, вспомнив пса Гука, который сам, без приказа кидается в эту речку, где скоро появятся льдинки, и плывет.

Они были уже почти дома. Незамерзшая река блестела, как нож, в закатном сумраке, когда свет синеет, прежде чем угаснуть. Промелькнула ткацкая фабрика Латмана.

— Ружена, ты такая модница, а небось не знаешь, что здесь делают ткани для самых дорогих галстуков, которые продают в Бухарест и в Париж.

От города Нехлебы до Верхних Нехлеб меньше часа ходьбы. Машина проехала городскую площадь, долго тянулись домики, крытые толем, в освещенные окна было видно, что делается внутри: мужчина снимает пиджак, дети сидят за столом, хозяйка, нагнувшись, подкладывает дрова и возится с посудой у плиты, на стене висит картина.

Поведение незнакомых людей, казалось, имело какой-то сокровенный смысл. На подоконниках лежали яблоки, валик и коклюшки для кружев, стояла бутылка с черешневой настойкой. Но в век шелка кружевниц становится все меньше, они поступают ткачихами к Латману.

На перекрестке лежит большой валун, приезжий шофер тут обязательно собьется с пути: надо взять налево от святого образка. Фордик Неллы перегнал велосипедиста, осветив его фарами. Были видны ноги, нажимающие на педали, и казалось, что велосипедист не двигается с места. Станислав и Елена опустили стекло, окликнули велосипедиста и помахали ему рукой. Густой голос что-то произнес за окном машины, и велосипедист остался позади.

— Это наш Поланский едет с работы.

Прежде чем свернуть к дому, Нелла дала троекратный сигнал, и дом ответил светом в окнах над лестницей, выходившей в сад, залаял пес, судя по голосу — громадный. Было слышно, как с трудом отодвигают ржавый засов. Дрогнули распахнутые ворота, на террасе показалась старуха без пальто, ветер развевал ее волосы. Ветка над забором стегнула по окну машины: дорога вдоль сада была очень узка. Нелла знала эту ветку; в июне она станет пышной, на ней появятся цветы шиповника и множество пчел. Бóльшая часть дороги, поворачивавшей к дому, была окутана тьмой, машина прорезала ее фарами, был слышен собачий лай. У раскрытых настежь ворот маленькая женщина удерживала за ошейник рвущегося пса. Он тащит ее за собой, задыхаясь и воя от желания кинуться на маленький движущийся домик. Песок зашуршал под колесами, машина затормозила, и путешествие окончилось.