Мария Пуйманова - Люди на перепутье. Игра с огнем. Жизнь против смерти

— Он маленький, он жить хочет! — отчаянно закричала она.

— Женщины, это наши! — упоенно закричал Пало и побежал к ним со своим охотничьим ружьем в руках, но вдруг как подкошенный с размаху сел на землю и повалился на бок.

Эсэсовцы у мавзолея, бросив свои жертвы, побежали на подмогу остальным, стреляя на ходу. Один эсэсовец отшвырнул автомат, перелез через ограду и исчез в лесу, Людек кинулся за ним вдогонку.

На кладбище разыгрался бой. Топча незабудки, солдаты перепрыгивали через могилу пилота Аморта. Противники гонялись друг за другом вокруг мавзолея. Это было похоже на игру в прятки. Чей-то ребенок прерывисто засмеялся.

— На землю! Ложись! — изо всех сил закричал мужской голос женщинам, которые вместе с детьми жались сейчас к кладбищенской стене. Как они попали туда, они и сами не знали. «Тра-та-та» — стучали автоматы. Долговязый эсэсовец взмахнул руками и растянулся среди незабудок; каска свалилась у него с головы. Другой сел на потоптанную траву, опустил голову и медленно повалился ничком. Еще один залез на мавзолей, но его сбили оттуда. Иожо был ранен в руку. В воздухе, пронизанном мелким дождем, разнесся запах пороха, словно на охоте. Ворота вдруг загрохотали, распахнулись, и на кладбище въехал танк. Увидев его, уцелевшие эсэсовцы подняли руки и сдались.

Женщины и дети все еще стояли остолбенев в углу у стены, точно им привиделся страшный сон.

— Можете идти по домам, — сказал им Ондржей.

В наступившей после перестрелки тишине кто-то с облегчением вздохнул. Женщины не послушались Ондржея. Некоторые бросились к раненым, утешая их своим певучим, убаюкивающим улецким говором, другие рвали незабудки и прикрепляли их солдатам на каски. Пало был жив, но не мог подняться на ноги. Невысокая черноволосая женщина, та, что так дико кричала, закрывая собою сына, наклонилась над раненым, сняла с себя платок и крепко и ловко перевязала ему ногу, чтобы он не потерял слишком много крови.

— Никак в себя не приду, — говорила другая женщина, хватаясь за голову. — Ведь всех нас сейчас уже не было бы в живых! А дети-то, дети! Как только нам отблагодарить вас, солдатики? Даже пригласить вас некуда, дома наши разбомбили.

— Ну и черт с ними, с домами! — воскликнула невысокая брюнетка, словно пьяная от радости. — Дома построим новые, еще получше. Узнать бы только, что с нашим папкой, и больше мне ничего не надо… Смотрите, вы там забыли еще одну дудку, — шутливо обратилась она к солдатам, которые собирали оружие, и показала глазами на автомат, брошенный у стены удравшим эсэсовцем. Сынишка этой женщины уже тянулся к автомату: мальчики ведь не могут равнодушно видеть оружие. Энергичная мать оттолкнула его и, опасаясь за сына, сама схватила автомат.

— Возьмите, — сказала она командиру, подавая ему оружие.

При этом она взглянула ему в лицо своими темными, как вишни, глазами и сурово, по-крестьянски, поджала губы.

— Пан офицер, — спросила она застенчиво, — не Урбан ли вы?

— Да, вы угадали, я Ондржей Урбан. Но только не офицер, — добавил он, улыбаясь. — А как теперь твоя фамилия, Лидушка?

Они пожали друг другу руки.

— Ты меня узнал? — спросила она взволнованно.

— Не сразу. Только когда ты заговорила… Господи, как я рад! Всю дорогу я столько думал…

— И я тебя узнала не сразу. Еще бы, столько лет прошло.

Так вот какая теперь Лидка… Постарела, стала крепче, полнее, на переносице залегла морщинка — видно, немало пережила, хоть и не покидала родного края. Материнство и подполье сделали ее энергичнее, на лице Лиды отражалось какое-то внутреннее пробуждение. Да, она многое испытала и поняла за эти годы.

— Вот уж не думал я, когда работал в шестнадцатом цехе на автоматах, что ты подашь мне такой автомат, — смущенно пошутил Ондржей, как это бывает при встрече с близким человеком после многолетней разлуки.

— Времена меняются, а с ними и люди, — сказала Лидка, пытаясь этими словами скрыть свое волнение.

— Наоборот! — возразил Ондржей (он всегда любил поучать). — Люди изменяют времена, Лидушка.

Он вскочил на танк, как когда-то на поезд, и уехал с сод, датами.

— А мы-то хороши: даже незабудок ему не дали! — с упреком сказала Лидка Штепанеку, и они отправились искать отца.

Ондржей и Людек прогуливались по Улам. Ондржей шел как во сне, ему не верилось, что он снова здесь. Улецкие рабочие и партизаны при поддержке танкистов успешно выбили гитлеровцев с вокзала, чешский батальон разместился в бывшем общежитии казмаровской молодежи, и солдаты разбрелись по городу. Улы оказались меньше, чем представлял себе Ондржей, и были сильно повреждены бомбежкой, местами выгорели. Но и в пыли развалин, и в чаду пожарищ Ондржей чувствовал запахи текстиля и гор, и эти запахи, как ни странно, вдруг напомнили ему Неллу Гамзову; когда-то, приехав юношей в Улы, он часто думал о ней. Сейчас он как бы шел по следам своих воспоминаний, чувствовал себя словно во сне.