Эмиль Золя - Капитан Бюрль

Он смущенно умолк. Старый холостяк, не имевший ни жены, ни детей, он регулярно пропивал свое жалованье и проигрывал в экарте все, что оставалось от абсента и коньяка. И при всем том был сугубо честен, просто из чувства долга.

— Будь что будет! — продолжал он уже с порога. — Пойду-ка я за этим мерзавцем к его мамзели! Я там все вверх дном переверну... Бюрль, сын Бюрля, осужденный за мошенничество! Да полноте! Разве это мыслимо? Это же просто светопреставление. По мне, уж лучше бы весь город на воздух взлетел... А вы, гром меня разрази, не убивайтесь! В конце концов история эта всего обиднее для меня!

Крепко пожав ей руку, он вышел на темную лестницу, а старуха светила ему, высоко подняв лампу.

Поставив эту лампу на стол, г-жа Бюрль на миг застыла перед Шарлем, который по-прежнему спал в безмолвии огромной пустой комнаты, уткнувшись носом в словарь. Своими длинными белокурыми волосами и бледным личиком он походил на девочку. Глядя на него, она замечталась, и ее суровое, замкнутое лицо вдруг смягчилось от мимолетной нежности. Но беглый этот румянец вмиг исчез, лицо ее вновь замкнулось в своем непреклонном упорстве. Она слегка шлепнула малыша по руке:

— Шарль, а твой перевод?

Мальчик проснулся, испуганный, и, дрожа от холода, начал быстро перелистывать словарь. В эту минуту на голову майора Лагита, со всего размаху хлопнувшего дверью, обрушился из водосточных труб такой фонтан, что в дом, несмотря на бушевавшую непогоду, донеслись его проклятия. Потом все стихло, и сквозь шум ливня слышно было только, как Шарль поскрипывал пером по бумаге. Г-жа Бюрль снова уселась у камина, выпрямившись и устремив глаза на догоравший огонь, одержимая все той же навязчивой мыслью, застывшая в той же позе, что и каждый вечер.

Кафе «Париж», которое содержала вдова Мелани Картье, находилось на большой, неправильной формы, обсаженной пыльными низкорослыми вязами площади Суда. В Вошане принято было говорить: «Не сходить ли к Мелани?»

За первым, довольно просторным залом находилось еще одно помещение, «диванная» — очень тесная комната, обставленная вдоль стен крытыми трипом диванчиками и четырьмя мраморными столиками по углам. Мелани, покидая место за стойкой, которую она на это время поручала своей служанке Фрозине, проводила здесь вечера с несколькими приятелями из завсегдатаев заведения, которых в городе так и называли: «господа из диванной». Прозвище это сразу отмечало человека, о нем говорили не иначе, как с усмешкой, в которой сквозили и некоторое уважение, и скрытая зависть.

Мелани Картье овдовела на двадцать пятом году. Муж ее, каретный мастер, удививший Вошан тем, что вдруг сделался владельцем кафе, доставшимся ему по наследству от покойного дядюшки, в один прекрасный день привез Мелани из Монпелье, куда он каждые полгода ездил за винами. Обставляя заведение, он вместе с инвентарем выбрал себе и жену — надо думать, именно такую, какая ему была нужна, — обходительную и умеющую заставить посетителей раскошелиться у буфета. Никто так и не узнал, где он ее выискал; да и женился он на ней лишь через полгода, испытав ее сперва за стойкой. К слову сказать, мнения о Мелани в Вошане расходились: одни считали ее неотразимой, другие называли жандармом. Это была высокого роста женщина с крупными чертами лица и жесткими волосами, падавшими ей на самые глаза. Никто, однако, не отрицал ее умения «опутывать мужчин». У нее были красивые глаза, которыми она умела играть, впиваясь ими в «господ из диванной», таявших и бледневших под ее взглядом. Ходили еще слухи, что у нее соблазнительное тело, а на юге это умеют ценить.

Сам Картье умер странным образом. Поговаривали о ссоре между супругами, о какой-то злокачественной опухоли, образовавшейся в результате пинка ногою в живот. Впрочем, надо сказать, что после смерти мужа Мелани оказалась в весьма затруднительном положении, потому что кафе отнюдь не процветало. Каретник ухлопал дядюшкино наследство, распивая абсент и без конца играя на бильярде. Одно время даже предполагали, что Мелани вынуждена будет ликвидировать предприятие. Но ей нравилась такая жизнь, и для дамы ее склада заведение очень подходило. Ей достаточно было лишь нескольких клиентов, что же касается большого зала, то он мог бы стоять и пустым. В конце концов она ограничилась тем, что оклеила диванную белыми с золотом обоями и покрыла банкетки новым трипом. Сперва она составляла там компанию аптекарю; затем явились владелец макаронной фабрики, стряпчий и чиновник в отставке. И таким образом кафе продолжало существовать, хотя официанту едва ли приходилось выполнять двадцать заказов в день. Власти снисходительно относились к заведению, потому что с виду все было благопристойно, а также из боязни скомпрометировать кое-кого из почтенных обывателей города.