Генри Джеймс - Американец

— Ах, я уверена, месье не слишком капризен, — шаловливо улыбнулась она.

— Капризен? — повторил месье и разразился смехом. — Нет, я не капризен. На меня можно положиться. Своих решений я не меняю. Comprenez? [12] Понимаете? (франц.)

— Месье не меняет решений. Я поняла. Это редкое достоинство. В награду вы получите картину в самые ближайшие дни. Как только она высохнет. Скажем, на той неделе. Месье оставит мне свою визитную карточку? — она взяла ее и прочла: «Кристофер Ньюмен», попробовала повторить имя вслух и рассмеялась над своим произношением. — Ваши английские имена такие смешные.

— Смешные? — переспросил мистер Ньюмен и тоже засмеялся. — Вы когда-нибудь слышали про Христофора Колумба?

— Bien sûr! [13] Конечно! (франц.) Он открыл Америку, великий человек. Это ваш покровитель?

— Покровитель?

— Ваш святой по святцам?

— Вот именно. Родители назвали меня в его честь.

— Месье американец?

— А разве это не видно? — спросил он.

— И вы хотите увезти мою картинку за океан, так далеко? — она сопроводила свой вопрос взмахом руки.

— О, я собираюсь купить кучу картин. Beaucoup, beaucoup, [14] Много, много (франц.). — сказал Кристофер Ньюмен.

— Все равно, для меня это честь, — ответила молодая девушка. — У месье, без сомнения, хороший вкус.

— Но и вы должны дать мне свою визитную карточку, — сказал Ньюмен. — Вашу карточку, понимаете?

Копиистка вдруг приняла строгий вид и сказала:

— Вам доставит картину мой отец.

На этот раз мистеру Ньюмену изменила способность быстро схватывать.

— Вашу карточку, ваш адрес, — повторил он.

— Адрес? — удивилась мадемуазель и, слегка пожав плечами, добавила: — Ваше счастье, что вы — американец! Я впервые в жизни даю свою карточку мужчине, — и, достав из кармана довольно засаленный кошелек, извлекла из него глянцевую визитную карточку и протянула своему собеседнику. На крохотном кусочке картона были изящно, со множеством завитушек выведены имя и фамилия: «Мадемуазель Ноэми Ниош». В отличие от своей собеседницы мистер Ньюмен прочел фамилию с полной серьезностью, хотя все французские фамилии казались ему одинаково смешными.

— А вот как раз и мой отец, он пришел проводить меня домой, — воскликнула мадемуазель Ноэми. — Он говорит по-английски. И сумеет столковаться с вами, — она повернулась, чтобы приветствовать щупленького старичка, который, шаркая ногами, приближался к ним, вглядываясь в Ньюмена сквозь очки.

На голове месье Ниоша красовался лоснящийся парик из волос неестественного цвета, нависая над кротким, бледным и безучастным личиком, не более выразительным, чем болванки, на которых подобные аксессуары выставляются в витринах парикмахерских. Сам месье Ниош являл собой трогательный образец благопристойной бедности. Плохо сшитое пальто было тщательно отчищено щеткой, перчатки заштопаны, башмаки отполированы до блеска, порыжевшая шляпа сохраняла форму — все это говорило о том, что месье Ниош перенес «большие утраты», но отчаянно держался приличий, хотя соблюдать их по всем правилам не имел сил. В числе прочего месье Ниош утратил и мужество. Превратности судьбы не только сломили его, но и навек перепугали, по всему было видно, что он доживает жизнь крадучись на цыпочках из страха разбудить враждебные силы. Если бы выяснилось, что этот незнакомый джентльмен разговаривает с его дочерью неподобающим образом, месье Ниош, несомненно, воззвал бы к нему хриплым шепотом, умоляя об одолжении оставить ее в покое, хотя в душе считал бы, что с его стороны слишком самонадеянно просить о каком-либо одолжении.

— Месье купил мою картину, — объяснила мадемуазель Ноэми. — Когда она будет закончена, ты отвезешь ее к нему в экипаже!

— В экипаже! — вскричал месье Ниош, придя в полное смятение, и вид у него сделался такой, будто на его глазах среди ночи взошло солнце.

— Вы отец этой молодой леди? — спросил Ньюмен.

— Я так ее понял, что вы говорите по-английски.

— По-английски? Да, — сказал старик, медленно потирая руки. — Я доставлю вам картину в экипаже.

— Ну скажи ему что-нибудь! — воскликнула дочь по-французски. — Поблагодари, но не слишком.

— Поблагодарю, дочка, поблагодарю, — отозвался озадаченный месье Ниош. — А запросила ты не слишком?

— Две тысячи, — ответила мадемуазель Ноэми.

— Две тысячи! — вскричал старик, шаря по карманам в поисках табакерки.

Он осмотрел Ньюмена с ног до головы, перевел глаза на дочь, потом на картину.