Петр Краснов: Памяти Императорской русской армии

В серой массе полков Маньчжурской армии скоро выделился один полк и подле него одна дивизия, один корпус, Это был 1-й Восточно-Сибирский Его Величества полк. То, что на его погонах стояло имя Государя, двигало его вперед. Под Вафангоу, Ляояном и Мукденом он увлекал за собой остальные полки. 1-й Восточно-Сибирский корпус являлся везде, когда нужно было спасать положение.

В последние дни Ляоянских боев, когда армия генерала Куроки, внезапно переправившись через реку Тай-Дзыхе, опрокинула бригаду ген. Орлова и стала обходить левый фланг армии Куропаткина, на помощь была послана первая дивизия с полком Его Величества. Стрелки его Величества, по суворовскому завету, не спрашивали, сколько неприятеля, а спрашивали только, где он. Я находился с разъездом у только что занятой японцами деревни. Как только стрелки показались на дороге, японцы осыпали их жесточайшим огнем. И сейчас же стали рассыпаться в цепи стрелки, опрокинули японцев, выбили, из деревни и прогнали к самой реке.

Имя их шефа обязывало их быть храбрыми. Не будем забывать, что около половины новобранцев, приходивших в полки, не знали до военной службы даже имени Государя. Сколько муки бывало на уроках «словесности», сколько пота проливалось на них, когда на вопрос: «кто твой Император»— следовало напряженное молчание. Дико было смотреть, что 21-летний парень, иногда уже женатый, имевший детей, не знал имени своего Государя. По слогам, вдолбежку заучивали. Но постепенно прояснялись мозги. Особенно хорошо шло, если солдатам удавалось видеть Государя. Тут наступало полное просветление, и восторг охватывал простые сердца, и вся тяжесть службы забывалась.

В январе 1907 года Л.-Гв. Атаманскому полку, все лето простоявшему на усмирении бунта латышей в Лифляндской губернии [5] Бунт латышей в Лифляндской губернии. — Имеются в виду беспорядки в сельской местности в прибалтийских губерниях во время Первой русской революции 1905–1907 гг. Отличительной их особенностью являлся антинемецкий характер. , был назначен Высочайший смотр в Царском Селе. Последние две недели перед смотром мы постоянно учились в Михайловском манеже, готовя полк к параду в конном строю. Лошади были прекрасно подобраны, вычищены, все заново подкованы, шинели — прямо из полковой швальни.

Накануне смотра полк выступил с походом из Петербурга и пришел на площадку перед большим Дворцом, где и сделал репетицию. Полк ходил идеально.

Вечером офицеры полка были приглашены к Высочайшему столу.

В одиннадцатом часу ночи, когда Государь, удостоивший милостивой беседы офицеров, уехал из Дворца, Великий князь Николай Николаевич, провожавший Государя, вернулся и передал командиру:

«Государь Император хочет показать полку его шефа, Наследника Цесаревича. Так как погода ненадежна, Его Величество приказал смотр произвести в пешем строю, в гарнизонном манеже».

Парада в пешем строю мы не репетировали, во всяком случае, готовясь к конному строю, мы потеряли «ногу». Заведующий хозяйством из экономии, чтобы не мять, поддел под шинели старые голубые мундиры и шаровары второго срока…

И вот с последним поездом сотенные каптенармусы и по 10 человек от каждой сотни помчались в Петербург, всю ночь грузили мундиры и в 4 часа утра с экстренным поездом доставили в Царское. В 4 часа люди были подняты, накормлены, и мы занялись пригонкой обмундирования для пешего парада. В семь часов утра мы были в манеже и в сумраке зимнего дня репетировали, добиваясь «ноги».

В одиннадцать часов длинной голубою лентой вытянулся полк вдоль манежа.

Чисто вымытые, с завитыми кудрями, лица казаков были свежи и румяны. Первое возбуждение скрадывало усталость бессонной ночи. Наконец распахнулись ворота.

Командир полка скомандовал: «…шай! На караул!»

Дрогнули шашки, вытянулись вперед, взметнулись малиновые кожаные темляки [6] Темляк — матерчатая или кожаная петля, крепившаяся на эфесе и способствовавшая удержанию холодного оружия в руке. и замерли. Трубачи заиграли полковой марш. Государь взял на руки Наследника и медленно пошел с ним вдоль фронта Казаков.

Я стоял во фланге своей 3-й сотни и оттуда заметил, что шашки в руках казаков 1-й и 2-й сотен качались. Досада сжала сердце: «Неужели устали? Этакие бабы!.. разморились». Государь подошел к флангу моей сотни и поздоровался с ней. Я пошел за Государем и смотрел в глаза казакам, наблюдая, чтобы у меня-то, в моей «штандартной» вымуштрованной сотне, не было шатания шашек.