Ханс Фаллада - Кто хоть раз хлебнул тюремной баланды...

Когда мальчик подрос и переселился из спальни родителей в комнату под крышей, привык спать один, тогда липы утешали его, если ему становилось страшно в пустоте ночного одиночества, — ему был знаком каждый звук, он ведь вырос под ними.

Ученик стоит у окна дома пастора на нагорной улице и пристально смотрит на Филина. Ему кажется, что он видит гладко причесанную голову матери, склонившуюся у окна над шитьем. Из конюшни выходит отец с хлыстом в руке. Он останавливается посреди двора под деревянным навесом, где висит отслуживший свое лемех.

Отец вынимает часы и, обождав немного, говорит старосте: «Час!» И староста бьет молотком по лемеху, звонкий стальной звук разносится по двору.

Из ворот конюшни появляется первая упряжка лошадей. Перед домом управляющего люди становятся в ряды. Впереди батраки — сначала парни, потом девушки. За ними депутанты, сначала женщины, потом мужчины…

Он видит это, он видел это сотни, тысячи раз. Поэтому он видит это и сейчас, из окна пасторского дома через семь гор, через семь долин.

Вот в долине торопливо начали звонить колокола, субботний вечер, канун выходного дня. Гимназист вздыхает. Он больше не смотрит на Филина, он смотрит на городок, там у реки — гимназия, из-за которой ему приходится находиться здесь.

Затем он глядит на горную улицу, на расположенную наискосок швейную мастерскую. Там тоже складывают работу, трудовой день закончился. Стайка молоденьких девушек занята уборкой. Это дочери именитых горожан, у которых был урок шитья.

Как это уже часто случалось, его взгляд задерживается на веселой стройной блондинке, и когда она смотрит в его сторону, он кивает головой.

Она кивает в ответ. Так они стоят несколько мгновений. Пятнадцатилетний гимназист и маленькая блондиночка. Они кивают друг другу и смеются.

Вдруг у него мелькает мысль. Он делает ей знак, бежит в комнату, окидывает взглядом стол, хватает пустой конверт от полученного сегодня маминого письма и опять бросается к окну.

Она смотрит на него, он высоко поднимает конверт и многозначительно кивает. Она оглядывается в нерешительности, но потом тоже кивает…

Он бросается от окна по лестнице вниз.

На первой площадке он останавливается. Она тоже побежала вниз по лестнице и тоже остановилась. Он снова поднимает вверх письмо, и они оба кивают.

Следующий марш лестницы, следующий кивок.

Последний марш, последний кивок.

Тяжелую, скрипящую дубовую дверь настежь! И на неровную, мощенную булыжником улицу.

Они встречаются на полдороге между домами.

— Добрый день, — говорит он робко.

— Добрый день, — отвечает она смущенно.

Вот пока и весь разговор.

Она в нерешительности смотрит на письмо в его руках. Странный конверт: вскрытый, с почтовой маркой и штемпелем.

Он тоже смотрит на конверт.

— Дайте же мне письмо, — торопливо говорит она.

— Да у меня его нет, — отвечает он. — Я просто хотел, чтобы вы спустились вниз.

Пауза.

— Мне нужно идти, — говорит она.

— Сегодня вечером в восемь у городского вала, — предлагает он.

— Нет, нельзя, — говорит она. — Моя мама…

— Пожалуйста! — просит он.

Она поджимает губы и смотрит на него.

— Я попытаюсь, — говорит она.

— Пожалуйста! — просит он. — В восемь у городского вала.

— Хорошо, — соглашается она.

Они смотрят друг на друга. И вдруг оба смеются.

— Какой вы смешной с вашим письмом! — смеется она.

— Здорово придумано? — гордо спрашивает он. — Я вас все-таки выманил.

— Итак, в восемь!

— Ровно!

— До свидания!

— Пока!

Теперь по домам. Опять сломя голову вверх по лестницам. До восьми осталось несколько часов, только несколько часов, до восьми — ему приходит в голову, что это можно даже петь.

Но долго петь не пришлось.

Как только он увидел, что толстая портниха Губальке с коротко остриженными седыми волосами переходит улицу и звонит в их дверь, ему сразу же расхотелось петь.

Но он заставляет себя петь дальше, пение звучит жалко, он слишком часто прерывается, чтобы выглянуть из окна и посмотреть, не вышла ли портниха.

Нет, она все не выходит, и опустевшая швейная мастерская, напротив, ухмыляется уныло и противно.

Несколько часов до восьми? До восьми время тянется бесконечно!

Вот она возвращается. Она идет через улицу назад к своему дому, но в дверях оборачивается, замечает в окне гимназиста, зло смотрит на него и даже грозит кулаком.

Потом дверь захлопывается.

«Нет, ничего плохого не будет. Я ведь ничего не сделал», — успокаивает он себя.