Элиза Ожешко - А... В... С

За высоким тяжелым барьером скамьи подсудимых снова поднялась худенькая белокурая девушка в черном платье. Она стояла, опустив глаза, стояла спокойно, только тихий голос ее чуть дрожал:

— Я учила детей, и мне казалось, что я поступаю хорошо…

Но вдруг в ее лице произошла разительная перемена. Какое-то новое чувство бурно вспыхнуло в ней, она подняла голову, глаза ее блеснули, губы вздрогнули, и, как бы исправляя только что сказанное, она громко, отчетливо произнесла:

— Я уверена, что поступала хорошо.

Очевидно, она не знала закона, но незнание закона никого не оправдывает. Она, безусловно, была виновна. Однако — удивительное дело — председатель суда почему-то не сразу встал, чтобы удалиться вместе со своими коллегами в комнату совещаний, он некоторое время сидел неподвижно, слегка приподняв голову и пристально всматриваясь в подсудимую. Что же выражал его взгляд? Этого никто из присутствовавших в зале не мог бы сказать, так как председатель суда сидел слишком далеко от них. Смотрели на нее и другие члены суда, причем один из них сильно нахмурил брови. Продолжалось все это минуту, быть может две, после чего судьи встали и удалились на совещание. Они долго не возвращались. Публика стала, проявлять нетерпение: казалось бы, дело несложное, простое, закон ясен, доказательства налицо, даже сама подсудимая не опровергала фактов. Почему же так долго длится совещание?

Но вот судебный пристав объявил зычным голосом:

— Суд идет!

Все поднялись с мест, стараясь не производить шума. Председатель суда, стоя вместе с другими судьями у стола, покрытого красным сукном, начал читать приговор. Все обратили внимание на то, что теперь голос его звучал уже не так громко, как раньше.

— Двести рублей денежного штрафа или в случае несостоятельности три месяца тюремного заключения.

Судебное заседание окончено. Публика расходится. Юристы, собравшись небольшими группами, шепчутся по поводу того, что приговор, в сравнении со статьей закона, вынесен мягкий, очень мягкий. Если бы судили по всей строгости, наказание было бы гораздо более тяжким.

Но ведь мягкость и тяжесть наказания понятия весьма условные. Так, вероятно, думал Мечислав Липский, потому что, выслушав приговор, он не шелохнулся, попрежнему стоя у стены и скрестив на груди руки. Проходивший мимо чиновник в мундире с узенькой золотой нашивкой у ворота, увидев его, остановился. Очевидно, он был знаком с Липским, так как сочувственно улыбнулся и заговорил с ним:

— Ну что ж, Мечислав Зыгмунтович? Все окончилось лучше, чем можно было ожидать. Судьи ведь тоже люди. А как вы решите? Штраф или арест? Завтра утром я сам приду к вам. Но советую, лучше заплатите… Двести рублей не бог весть какие деньги, а барышню жаль…

И чиновник пошел дальше. Тогда Мечислав оторвался от стены и кинулся к выходу. Сослуживцы хотели было задержать его и что-то сказать, может быть дать совет… Но глаза его так горели, что даже темные очки не могли скрыть их блеска, а острыми локтями он расталкивал всех вокруг. Так он пробился в светлую галерею с длинным рядом огромных незавешенных окон, по которой медленно продвигалась публика, затем вместе с другими стал спускаться по лестнице. Тут он огляделся по сторонам и в нише одного из окон увидел Иоанну. Она стояла там, вероятно поджидая его, а может быть, не имея сил и мужества протолкнуться сквозь толпу. В эту минуту она следила за группой лиц, находившихся уже в противоположном конце галереи. Это были две женщины и мужчина — известный всему городу красавец доктор Адам, к которому дамы относились с особым расположением. Как и многие другие, он приехал сегодня послушать интересное судебное дело, и не трудно было заметить, что он взволнован и огорчен. Однако, когда одна из его спутниц, высокая, нарядно одетая девушка, улыбаясь, заговорила с ним, он тоже улыбнулся и еще на верхней площадке лестницы поспешил взять ее под руку. В то же мгновенье Иоанна почувствовала, что кто-то дернул ее за рукав, и увидела Мечислава; он нагнулся к ней и быстро прошептал:

— Ступай домой. Я сейчас идти с тобой не могу. У меня важные дела в городе. Вернусь часа через два. А ты ступай домой.

Глаза его все еще горели. Глядя на сестру и крепко пожимая ей руку, он добавил:

— Не бойся… только не бойся… не бойся ничего!..

Несколько часов спустя Мечислав Липский, едва держась на ногах от усталости, поднимался по лестнице в свою квартиру. Он медленно прошел через кухню в смежную с ней комнату и с громким стоном опустился на старомодный жесткий диван. Ом был так утомлен, что лицо его снова стало бледным, как всегда… Задумчивый, печальный, потирал он узкой белой рукой свой нахмуренный лоб. Он даже не удивился, что Иоанны не было в кухне. Вероятно, она спустилась во двор к прачке или ее увела к себе на весь день почтенная Рожновская.