Роальд Даль - Полеты в одиночку

— Постараюсь, — ответил я. — Постараюсь.

На следующее утро мне приказали вылететь на дежурное патрулирование в шесть часов. Я взлетел минута в минуту и, описывая небольшие круги, поднялся на 1500 метров над летным полем.

Только что взошло солнце, и я увидел ослепительно белый величественный Парфенон, возвышающийся над Афинами. Мое радио закряхтело почти сразу же, и голос из оперативного штаба дал мне те же указания, что и накануне. Я должен лететь в Халкис, где немцы опять бомбят пристань. Передо мной этим утром поднялись в воздух пять «Харрикейнов» и один за другим разлетелись в разные стороны. Мы были окружены врагом, и нам приходилось патрулировать по всем направлениям. Халкис, похоже, закрепили за мной.

Накануне вечером я разузнал, что большое грузовое судно, стоявшее в порту Халкиса, это — корабль с боеприпасами. Он доверху загружен взрывчаткой, и немцы об этом узнали. Отважные греки, не покладая рук, разгружали патроны, бомбы и другие боеприпасы. Они понимали — достаточно одного прямого попадания, и все взлетит на воздух, в том числе сам Халкис вместе со своими жителями.

Над Халкисом я был в 6.15 утра. Большой грузовой корабль стоял на прежнем месте, а рядом покачивался лихтер. Деррик-кран поднимал огромную корзину с носа корабля и опускал ее на палубу лихтера. Я поискал взглядом вражеские самолеты, но ни одного не заметил. Человек на палубе поглядел вверх и помахал мне кепкой. Я высунулся из кабины и помахал ему в ответ.

Я пишу эти строки спустя сорок пять лет, но Халкис до сих пор стоит у меня перед глазами, каким он выглядел с высоты в пару тысяч метров тем ярко-голубым апрельским утром.

Ослепительно белые домики с красными черепичными крышами выстроились вдоль фарватера, а за ним виднеются острые серо-черные скалы, среди которых я накануне носился за Ю-88. Я видел широкую равнину, зеленые поля с удивительно яркими желтыми пятнами; казалось, этот пейзаж принадлежит кисти Винсента Ван Гога.

Со всех сторон меня окружала ослепительная красота, и я был настолько ошеломлен, что не сразу заметил несущийся на меня снизу Ю-88, пока он едва не ткнулся носом мне в брюхо. Он поднимался прямо на меня, выплевывая желтые огоньки трассирующих пуль, и за тысячную долю секунды я увидел немецкого переднего стрелка, согнувшегося над оружием и сжимавшего его обеими рукам, давя на гашетку. Я успел рассмотреть его коричневый шлем, бледное лицо без защитных очков и черный летный костюм. Я рванул на себя ручку с такой силой, что «Харрикейн» ракетой взмыл вверх. От резкой смены направления в глазах у меня почернело, а когда зрение восстановилось, самолет застыл в вертикальном положении, стоя на хвосте и почти не двигаясь вперед. Двигатель кашлял и вибрировал.

В меня попали, подумал я, прострелили двигатель. Я толкнул ручку вперед — Господи, сделай так, чтобы она работала, взмолился я. Каким-то чудом самолет опустил нос, двигатель завелся, и через несколько секунд мой замечательный самолет снова летел ровно.

Но где же немец?

Посмотрев вниз, я увидел его примерно метрах в трехстах под собой. Его крылья четко вырисовывались на фоне синей воды залива, и — я не мог в это поверить — он не обращал на меня никакого внимания, приготовившись бомбить артиллерийский корабль! Я открыл задвижку дросселя и спикировал на него. Через восемь секунд я оказался прямо над ним, но я пикировал слишком круто и быстро, поэтому когда большой серо-зеленый бомбардировщик попал в мой прицел, я смог лишь выпустить короткую очередь и тут же пролетел мимо, рванув назад ручку, чтобы не нырнуть в воду.

Я все испортил. Второй раз подряд я полез в атаку, даже не продумав стратегию. Я снова с ревом метнулся вверх, перевернулся через крыло и полетел на него. Он по-прежнему нацеливался на корабль.

И вдруг случилось невероятное. Его нос внезапно ткнулся вниз, и он полетел по совершенно отвесной линии в голубые воды бухты Халкиса. Упал неподалеку от корабля, взметнув фонтан белых брызг, а потом воды сомкнулись над ним, и он исчез.

«Как мне это удалось?»- недоумевал я. В голову пришло только одно объяснение: по-видимому, счастливая пуля попала в пилота, и он, навалившись на ручку всем телом, отправил самолет в пике. Несколько греческих моряков на палубе корабля махали мне кепками, и я помахал им в ответ. Вот как глупо я себя вел. Сидел спокойно в своей кабине и махал греческим морякам, забыв, что я во вражеском небе, где полным-полно немецких самолетов. Когда я наконец перестал махать и огляделся, то увидел такое, от чего едва не выпал из кабины. Повсюду были самолеты. Они пикировали, взмывали вверх, кружили и переворачивались в воздухе, и у всех были черно-белые свастики на фюзеляжах и черные — на хвостах.