Роальд Даль - Полеты в одиночку

— Послушай, — сказал я, я ни разу в жизни не был в бою. Я понятия не имею, что нужно делать, если встречу вражеский самолет в воздухе.

Дэвид Кук уставился на меня так, словно увидел приведение. Вряд ли у него мог быть более изумленный вид, заяви я ему, что никогда прежде не летал на самолете.

— То есть ты хочешь сказать, — задохнулся он, — что явился в самое пекло, не имея никакого опыта за плечами!

— Боюсь, что так, — сказал я. — Но я думаю, меня посадят в кабину к какому-нибудь старому волку, и он покажет мне что к чему.

— Не повезло тебе, приятель, — сказал он. — Мы тут летаем поодиночке. Им и в голову не приходит, что парами летать лучше. Боюсь, тебе придется во все вникать самому. Неужели ты и в самом деле никогда не воевал в боевой эскадрилье?

— Никогда, — ответил я.

— А командир знает? — поинтересовался он.

— Вряд ли он об этом задумывался, — сказал я. — Он просто сказал мне, что с завтрашнего дня я приступаю к полетам и буду летать, как все.

Я вкратце поведал ему о том, что стряслось со мною за последние шесть месяцев.

— О Господи! — воскликнул он. — Хорошенькое начало! Сколько часов ты налетал на «Харрикейнах»?

— Около семи, — сказал я.

— Боже мой! — вскричал он. — Так ты и летать-то на нем толком не умеешь!

— В общем-то не умею, — сказал я. — Знаю, как взлетать, как садиться, и больше ничего.

Он сидел, не в силах поверить моим словам.

— Ты здесь давно? — спросил я у него.

— Не очень, — ответил он. — До этого я участвовал в Битве за Англию. Нам там досталось, но это цветочки по сравнению с тем безумием, которое творится здесь. У нас нет ни одного радара, а рации — на вес золота. С землей можно разговаривать, только когда ты висишь прямо над аэродромом. В воздухе вообще нельзя переговариваться друг с другом. Вместо радара у нас греки. На вершине каждой горы сидит грек и, как только заметит немецкие самолеты, сразу звонит нам в штаб по полевому телефону. Вот такой у нас радар.

— И работает?

— Время от времени, — сказал он. — Только вот большинство наших наблюдателей не могут отличить «Мессершмит» от детской коляски.

Он, наконец, продел веревку в ботинок и теперь надевал его на ногу.

— Это правда, что у немцев в Греции тысяча самолетов? — спросил я у него.

— Похоже на то, — сказал он. — Думаю, да. Понимаешь, Греция для них только начало. После захвата Греции они собираются двинуться на юг и взять Крит. Я в этом уверен.

Мы сидели на походных постелях и размышляли о будущем. Мне оно виделось довольно мрачным.

— Раз ты ничего не знаешь, попытаюсь тебе помочь, — нарушил молчание Дэвид Кук. — Что ты хотел бы узнать?

— Ну, прежде всего, — сказал я, — что я должен делать, когда встречу «сто девятого»?

— Постарайся сесть ему на хвост, — сказал он. — Поворачивай на меньшем круге, чем он. Позволишь ему пристроиться тебе в хвост — и тебе конец. У «Мессершмита» пушки на крыльях. У нас только пули, и даже не зажигательные. Просто пули, и все. У фрицев снаряды разрываются, когда попадают в цель. А наши пули только дырочки в фюзеляже пробивают. Поэтому для того, чтобы сбить, ты должен попасть точно в двигатель. Ему все равно, куда он попадет — в любом случае снаряд взорвется и разнесет тебя на кусочки.

Я с трудом переваривал его наставления.

— И еще, — продолжал он, — никогда, ни при каких обстоятельствах не отводи глаз от зеркала заднего вида больше, чем на несколько секунд. Они сядут тебе на хвост и сделают это очень быстро.

— Постараюсь все запомнить, — сказал я. — А что делать с бомбардировщиком? Как лучше всего его атаковать?

— В основном тебе будут попадаться Ю-88, — сказал он. — «Юнкерс» — отличный самолет. Скорость у него не хуже, чем у тебя, и еще на самолете два стрелка, спереди и сзади. Они стреляют зажигательными трассирующими пулями. Они всегда видят, куда направляются пули, поэтому стреляют метко. Если нападать на Ю-88 с хвоста, то надо забираться к нему под брюхо, чтобы не попасть в прицел заднего стрелка. Но так его не сбить. Нужно целиться в двигатель. Но при этом не забывай про отклонение. Наводи прицел вперед. Нос его двигателя должен находиться на внешнем круге прицела.

Я плохо понимал, о чем он говорит, но все же кивнул.

— Хорошо, я постараюсь.

— О Боже, — вздохнул он. — За один урок не научишься сбивать немцев. Хорошо бы полетать завтра вместе. Я бы немного приглядел за тобой.

— А можно? — обрадовался я. — Давай поговорим с майором.

— Не выйдет, — покачал головой он. — Мы всегда летаем по одному. Разве что перелет, тогда мы летим все вместе, строем.