Роальд Даль: Чудесная история Генри Шугара

Отец сэра Уильяма славился своей библиотекой, и все четыре стены этого просторного помещения были заставлены от пола до потолка книгами. Но на Генри Шугара они не произвели никакого впечатления, Он даже не заинтересовался: читал он только детективные романы и триллеры. Он бесцельно послонялся по помещению, пытаясь отыскать хоть какую-нибудь книжку себе по вкусу. Но в библиотеке сэра Уильяма стояли лишь внушительные тома в кожаных переплетах с именами Бальзака, Ибсена, Вольтера, Джонсона и Толстого на корешках. Жуткая муть, сказал себе Генри. И уже собрался было уйти, как вдруг ему на глаза попалась непохожая на другие книга. Она была такая тоненькая, и если бы не торчала слегка из ровного ряда книг, он бы ее даже не заметил. Когда он снял ее с полки, то оказалось, что это всего лишь школьная тетрадь в картонной обложке. Обложка была темно-синей и без надписей. Генри открыл тетрадь. На первой странице печатными буквами было написано:

ИМРАТ ХАН,

ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ МОЖЕТ ВИДЕТЬ С ЗАКРЫТЫМИ ГЛАЗАМИ

Беседу с Имрат Ханом записал доктор Джон Ф. Картрайт.

Бомбей, Индия, декабрь 1934.

Занятно, подумал Генри, И перевернул страницу. Вся тетрадь была исписана черными чернилами, аккуратным четким почерком. Первые две страницы Генри прочел стоя. И вдруг понял, что ему хочется читать дальше. Увлекательная оказалась история. Он поудобнее устроился в кожаном кресле у окна и начал читать с самого начала.

Вот что прочел Генри в синей тетрадке:

«Я, Джон Картрайт, хирург Центральной больницы Бомбея, утром второго декабря 1934 года находился в комнате отдыха врачей и пил чай в компании трех своих коллег — доктора Маршалла, доктора Филлипса и доктора Макфарлина. В дверь постучали.

— Войдите, — сказал я.

Дверь отворилась, и вошел индус.

— Простите великодушно. Могу я попросить вас об одолжении, господа? — улыбнулся он.

Комната отдыха врачей принадлежит только врачам, и это правило строго соблюдается. Никому, кроме врачей, не разрешается входить в нее, разве что в чрезвычайных обстоятельствах.

— Сюда нельзя, — резко сказал доктор Макфарлин.

— Да, да, — отвечал индус. — Я знаю и очень прошу простить меня за вторжение, но я хотел бы показать вам кое-что интересное, господа.

Мы все настолько устали, что никто ему ничего не ответил.

— Господа, — продолжал он, — я могу видеть с закрытыми глазами.

Мы все еще не приглашали его войти. Но и не прогоняли.

— Можете завязать мне глаза, — предложил он. — Можете наложить мне на голову полсотни бинтов, и я все равно смогу прочитать вам книгу.

Говорил он, как будто, вполне серьезно. Во мне шевельнулось любопытство.

— Идите сюда, — позвал я.

Он подошел.

— Повернитесь.

Он повернулся спиной.

Я плотно прижал руки к его глазам, придерживая пальцами веки.

— А теперь, — сказал я, — один из врачей, присутствующих в этой комнате, будет загибать и разгибать пальцы на руке. А вы скажете, сколько пальцев он показывает.

Доктор Маршалл поднял семь пальцев.

— Семь, — сказал индус.

— Еще раз, — скомандовал я.

Доктор Маршалл сжал кулаки и спрятал в них все свои пальцы.

— Ни одного пальца, — сказал индус.

Я убрал ладони с его глаз.

— Неплохо, — сказал я.

— Подождите, — сказал доктор Маршалл, — Давайте попробуем вот это.

На крючке висел белый медицинский халат. Доктор Маршалл снял его и скрутил так, что получилось что-то наподобие длинного шарфа. Потом он обмотал этим шарфом голову индуса и крепко связал концы на затылке.

— Теперь попробуем вот так.

Я вынул ключ из кармана.

— Что это? — спросил я.

— Ключ, — отвечал он.

Я убрал ключ и поднял пустую ладонь.

— А это что за предмет?

— Нет никакого предмета, — сказал индус, — Ваша рука — пуста.

Доктор Маршалл снял повязку с глаз гостя.

— Как вам это удается? — поинтересовался он. — В чем хитрость?

— Никакой хитрости, — покачал головой индус. — Это настоящее искусство, которому я научился благодаря многолетним упражнениям.

— Что за упражнения? — спросил я.

— Прошу прощения, сэр, — ответил он. — Но это тайна.

— А зачем тогда вы пришли? — удивился я.

— Попросить вас об одолжении.

Индус был высоким мужчиной лет тридцати со светло-коричневой кожей цвета кокосового ореха и маленькими черными усиками, в ушах тоже росли волосы. Одет он был в белый хлопчатобумажный балахон и сандалии на босу ногу.

— Видите ли, господа, — продолжал он, — в настоящее время я зарабатываю на жизнь выступлениями в бродячем цирке, и мы только что прибыли сюда, в Бомбей. Вечером у нас первое представление.