Огарков обулся, надел шинель и вместе со всеми остальными вышел во двор. Ординарцы пошли в конюшню седлать лошадей, и Огарков с минуту стоял в нерешительности, не зная, куда раньше пойти: за офицерами или за ординарцами – седлать свою лошадь. Он пошел за офицерами.
Они гурьбой ввалились в избу оперативного отдела. У одного из столов, ярко освещенного большой лампой, над картой склонилось несколько человек, среди которых Огарков не без трепета увидел генерала. Генерал что-то вполголоса говорил. Огарков не слышал его слов. Наконец генерал поднялся со стула, осмотрел стоящих «смирно» офицеров связи и прошел мимо них в дверь, беглым и рассеянным движением приложив руку к козырьку фуражки. Лейтенант в шинели, сидевший за другим столом, поднялся одновременно с генералом и вышел вслед за ним.
Люди отошли от карты, и у стола остался только седой полковник в пенсне. В комнате с минуту длилась тишина. Потом полковник, сняв пенсне и глядя поверх людей большими близорукими глазами, заговорил:
– Товарищи офицеры связи, вы немедленно выедете в свои дивизии и развезете боевой приказ. Положение весьма серьезно, как вы сами, вероятно, знаете. Мы снова вынуждены отходить, да-с…– Последние слова он произнес глухо и скороговоркой, затем продолжал по-прежнему: – С некоторыми из дивизий потеряна связь… Дивизионные рации работают не все, неизвестно почему. Тем более важным является поручение, возлагаемое на вас.
Он стал выкликать офицеров связи по очереди и вручал каждому из них пакет, запечатанный сургучом. При этом он снова надел пенсне, и глаза его сразу оживились, приобрели остроту и проницательность.
– Передайте, чтобы они все время были на приеме. Рации должны работать непрерывно.
Эту фразу он произносил в качестве напутствия каждому офицеру в отдельности. С каждым таким напутствием он становился все злее, потому что отсутствие радиосвязи с некоторыми дивизиями бесило и мучило его, и последнему офицеру – то был Огарков – почти выкрикнул в лицо:
– Рация чтобы работала, черт их возьми! Воюют, как в турецкую войну!
– Есть,– пробормотал Огарков.
Он вышел из избы и направился к соседнему двору. Здесь уже стояли наготове кони, позвякивая уздечками и дожевывая выхваченный из кормушки последний клок сена.
Офицеры закуривали, вскакивали в седла. Огарков направился в конюшню и попытался здесь как можно быстрее заседлать своего коня, но в темноте и с непривычки у него ничего не получилось. По правде сказать, он волновался: ему хотелось выехать вместе с остальными, хоть на дорогу выехать вместе со всеми.
Во тьме показалось белое пятно и послышался голос старухи хозяйки:
– Не управишься, сынок? Да ты выведи конька во двор, там посветлее будет…
Огарков с признательностью сказал:
– Спасибо.
Он вывел коня. Еще не все офицеры уехали. Четыре лошади стояли у тына, низко наклонив головы друг к другу, словно тоже о чем-то советуясь, как начальники над картой.
Заседлав лошадь, Огарков вошел в избу. Здесь сидели двое из офицеров, изучая карту. Огарков вынул из полевой сумки свою, обрадовавшись дельному примеру: поистине невредно было по карте изучить путь следования.
Лейтенант Синяев поднял глаза на Огаркова и сказал:
– Наши дивизии по соседству. До хутора Павловского мы едем, значит, вместе.
Огарков еле скрыл свою радость. Слова Синяева и та ухватка, с которой лейтенант с усиками поглядывал то на карту, то на свой компас, преисполнили сердце Огаркова уверенностью.
Они вышли из избы, сели на лошадей и поехали по деревенской улице.
– Почему вы без ординарца? – спросил Синяев
– Не знаю, не дали,– ответил Огарков.
– Глупо, – сказал Синяев.– Разве офицеру связи можно без ординарца? Стрясется с ним что-нибудь такое – некому даже помочь или по начальству сообщить.
Огарков виновато промолчал.
Выехав в поле, они пустили лошадей рысью. Минут пятнадцать ехали в молчании, потом Синяев придержал коня и сказал:
– Вы обязательно потребуйте себе ординарца.
– Да, я скажу.
На юге и западе небо алело дальними пожарами.
– Обстановочка…– сказал Синяев и свистнул. Второй, до сих пор молчавший, офицер сплюнул и злобно сказал:
– Когда уж мы им дадим по шее?
– Это Москва знает,– сказал Синяев.
Огарков спросил, кто этот генерал, которого он видел в оперативном отделе.
– Начальник штаба армии,– ответил Синяев,– генерал-майор Москалев. Дельный мужчина.
«Мужчина?» – подумал Огарков, удивляясь развязности синяевского тона и в то же время восхищаясь такой свободой.
Читать дальше