Ивлин Во - Полное собрание рассказов

— В одно такое заведение Молли верит свято.

— Так ведь она не толстая и не краснощекая.

— Нет. Потому что бывает в этих заведениях.

— Что ж, всего хорошего.

Питер повернул на восток, Бэзил — на север, в мягкую, туманную октябрьскую ночь. В этот час улицы пусты. Тяжело ступая, Бэзил пересек Пиккадилли и через Мейфэр направился к дому Анджелы: сколько собственных домов здесь было в дни его юности, а теперь дом Анджелы чуть ли не единственный. И сколько дверей было тогда для него закрыто, а теперь здесь магазины, конторы — входи все кому не лень.

В прихожей горел свет. Бэзил снял шляпу, пальто, оставил на мраморном столике и стал подниматься в гостиную — на площадке остановился перевести дух, потом пошел дальше.

— Ох, Хромунчик, ты просто чудо. Ты всегда тут как тут, когда нужен позарез.

Может, он и красномордый, зато есть у него теперь и преимущества. В дни, когда он был юношески гибок, ему не часто так радовались. Две руки обвили его шею, пригнули, проворная фигурка прильнула к выпяченной на брюшке крахмальной сорочке, к щеке прижалась щечка, зубки нежно, быстро куснули мочку его уха.

— Бэбс, я думал, ты на вечере. А это еще что за наряд?

На дочери были коротенькие брючки в обтяжку, босоножки и тоненький свитер. Бэзил высвободился из объятий и звонко ее шлепнул.

— Садист. Это такой вечер. «Наитие».

— Ты говоришь загадками, детка.

— Это совсем новая затея. Ее придумали американцы. Заранее никто ничего не готовит. Все случается само собой. Сегодня вечером у одной девушки маникюрными ножницами обрезали платье, а потом выкрасили ее зеленой краской. Она была в маске, я даже не знаю, кто это. Может даже, ее просто наняли. А потом вот что вышло: у Робина кончилась выпивка, и мы все кинулись на поиски. Мама уже легла, и она не знает, где у старика Наджа ключи, и мы не смогли его добудиться.

— Вы с матерью были в спальне Наджа?

— Нет, я с Чарли. Это мы с ним кинулись на поиски. Он сейчас внизу, пробует открыть замок. По-моему, Надж наглотался снотворных — мы его трясли, трясли, а он повернулся на другой бок и захрапел.

Дверь у подножия лестницы вела на половину прислуги. Дверь эта отворилась, и на пороге возникла какая-то странная фигура с охапкой бутылок.

Перед Бэзилом стоял стройный юнец, а быть может, и совершеннолетний мужчина — копна взъерошенных черных волос и жидкая черная бахромка бороды и усов; огромные синие глаза, надменный взгляд, под глазами серые мешки; гордый, еще совсем детский рот. На нем белая шелковая рубашка в мелкую складочку с распахнутым воротом, брюки тонкой шерсти с зеленым поясом и сандалии. Вид нелепый, но не то чтобы вульгарный, и когда он заговорил, речь его оказалась безукоризненно правильной — речь истинно культурного человека.

— Замок поддался легко, — сказал он, — но я не нашел ничего, кроме вина. Где у вас держат виски?

— Господи, понятия не имею, — сказала Барбара.

— Добрый вечер, — сказал Бэзил.

— А, добрый вечер. Где у вас держат виски?

— Это маскарад? — спросил Бэзил.

— Пожалуй, нет, — ответил молодой человек.

— Что вы там нашли?

— Какое-то шампанское. Я не поглядел на этикетку.

— Надж обычно покупает Cliquot rose, — сказал Бэзил.

— Очень умно делает, — сказала Барбара.

— Пожалуй, подойдет, — сказал молодой человек. — Хотя большинство предпочитает виски.

Бэзил хотел было что-то сказать, но не нашелся.

процитировала Барбара. — Бежим, Чарлз. Кажется, мы здесь больше ничем не разживемся. Я чую, нам здесь не слишком рады.

Она вприпрыжку сбежала с лестницы, помахала Бэзилу из прихожей и выскочила на улицу, а он так и остался стоять, совершенно огорошенный.

В конце концов, задыхаясь еще больше обычного, он стал взбираться выше. Анджела лежала в постели и читала.

— Ты рано вернулся.

— Там был Питер. Больше никого знакомых, кроме старины Эмброуза. Какой-то олух произносил речь. Ну, я взял и ушел.

— Правильно сделал.

Бэзил стоял перед высоким зеркалом. У себя за спиной он видел Анджелу. Она опять надела очки и взялась за книгу.

— Анджела, я ведь теперь не много пью, правда?

— Меньше, чем прежде.

— А ем?

— Больше.

— Но как ты скажешь, я человек воздержанный, не позволяю себе лишнего?

— В общем, да.

— Значит, просто возраст. Вот черт, а ведь мне еще нет шестидесяти.