Ги Мопассан - Наше сердце

Он взял ее руку:

— Вы не понимаете меня.

— Нет, отлично понимаю.

— Вы слышите отчаянные призывы, с которыми я беспрестанно обращаюсь к вашему сердцу?

— Слышу.

— И что же?

— И.., мне это очень грустно, потому что я искренне люблю вас.

— Другими словами…

— Другими словами, вы ко мне взываете: «Будьте такою, как я: мыслите, чувствуйте и выражайтесь, как я». Но, бедный друг мой, этого я сделать не могу. Я такая, как есть. Нужно принимать меня такою, какой я создана; такою я вам отдалась, и не жалею об этом, и не хочу отступать: ведь вы для меня — самое дорогое существо на свете.

— Вы не любите меня.

— Я люблю вас самою большею любовью, на какую способна. Если она такая, а не иная и не может быть сильнее, — моя ли в том вина?

— Будь я в этом уверен, я, может быть, удовольствовался бы тем, что есть.

— Что вы хотите сказать?

— Я хочу сказать, что считаю вас способной любить иначе, но уже не верю в то, что могу внушить вам настоящую любовь.

— Нет, мой друг, вы ошибаетесь. Вы мне дороже, чем кто-либо когда-нибудь был и будет. По крайней мере я в этом совершенно убеждена. У меня большая заслуга перед вами в том, что я не лгу, не подделываюсь под ваш идеал, в то время как многие женщины поступили бы иначе. Цените же это, не волнуйтесь, не терзайтесь, верьте в мою привязанность, которая отдана вам искренне и безраздельно.

Он тихо возразил, понимая, как далеки они друг от Друга:

— Какое странное понимание любви и какая странная манера говорить о ней! Я действительно тот, кого вам часто бывает приятно видеть сидящим возле вас. Для меня же вы весь мир: я знаю в нем только вас, ощущаю вас одну, нуждаюсь в вас одной.

Она благосклонно улыбнулась и ответила:

— Я это знаю, чувствую, понимаю. Я в восторге от этого и говорю вам: любите меня так всегда, если возможно, потому что для меня это — истинное счастье. Но не заставляйте меня разыгрывать перед вами комедию, — мне это было бы тяжело, да и недостойно нас. С некоторых пор я уже чувствую, как назревает кризис; он для меня очень мучителен, потому что я глубоко привязана к вам, но я не могу переломить свою натуру до такой степени, чтобы она стала подобна вашей. Берите меня такою, какая я есть.

Он вдруг спросил:

— Предполагали ли вы, думали ли хоть один день, один час, до или после, что можете полюбить меня иначе?

Она несколько мгновений помолчала, затрудняясь ответить.

Он мучительно ждал, потом проговорил:

— Вот видите? Вы сами отлично сознаете, что мечтали совсем о другом.

Она медленно прошептала:

— Я могла одно мгновение и ошибаться в себе самой. Он воскликнул:

— Ах, какие тонкости, какая психология! О сердечных порывах так не рассуждают.

Она все еще думала, занятая своей мыслью, самоанализом, самоизучением.

— Прежде чем полюбить вас, — продолжала она, — как я люблю вас теперь, быть может, мне действительно на один миг поверилось, что я буду сильнее.., сильнее увлечена вами… Но тогда я безусловно была бы не так проста, не так откровенна.., может быть, не так искренна впоследствии.

— Почему не так искренна впоследствии?

— Потому, что вы заключаете любовь в формулу:

«Все или Ничего», а это «Все или Ничего», по-моему, означает: «Сначала Все, а потом Ничего». И вот, когда наступает это «Ничего», женщина начинает лгать.

Он возразил в сильном волнении:

— Значит, вы не понимаете, какой ужас, какая пытка для меня думать, что вы могли бы любить меня иначе? Вам это почудилось — значит, так вы полюбите кого-то другого.

Она, не колеблясь, ответила:

— Не думаю.

— А почему? В самом деле, почему? Если у вас было предчувствие любви, если вас коснулось веяние неосуществимой и мучительной надежды слиться всей своей жизнью, душою и телом с другим существом, исчезнуть в нем и принять его в себя, если вы почувствовали возможность этого невыразимого душевного состояния, то рано или поздно вы испытаете его.

— Нет. Я была обманута своим воображением, и оно обманулось во мне. Я отдаю вам все, что могу отдать. Я много размышляла над этим с тех пор, как стала вашей любовницей. Заметьте: я ничего не боюсь — даже слов. Право, я вполне убеждена, что не мог любить ни больше, ни лучше, чем люблю сейчас. Видите, я говорю с вами, как сама с собой. Я поступаю так потому, что вы очень умны, что вы все понимаете, во все вникаете и что ничего не скрывать от вас — лучший, единственный способ связать нас крепко и надолго. Вот на что я надеюсь, мой друг.

Он слушал ее так, как пьет умирающий от жажды; он бросился на колени, прильнув лицом к ее платью. Он прижимал к губам ее маленькие ручки, твердя: «Благодарю, благодарю!» Когда он поднял голову и посмотрел на нее, на глазах ее были слезы. И, обвив руками голову Андре, она тихо привлекла его к себе, наклонилась и поцеловала в глаза.