Сосэки Нацумэ - САНСИРО

Нацумэ Сосэки — явление огромное в японской литературе. Так, как писали до Нацумэ, уже невозможно было писать после него. Японская литература благодаря его творчеству сделала качественный скачок. И если говорить о нервом писателе, который не эпигонски, не кокетничая европеизмом, но, оставаясь на прочной национальной почве, начал великое дело слияния двух потоков — литературы японской и европейской, — то есть если взять шире, сделал первый шаг не к механическому, а к органическому слиянию западной и восточной культур, то в первую очередь следует назвать Нацумэ. И не случайно все японские писатели, не страдающие «почвенничеством», от Акутагава до Абэ, считают себя его учениками.

Мы далеки от мысли в краткой вступительной статье исчерпывающе рассказать о жизни и творчестве Нацумэ Сосэки. Задача представляется нам гораздо скромнее — наметить основные вехи его творчества, обратив более пристальное внимание на три романа, составившие предлагаемую читателю книгу.

Нацумэ родился 5 января 1867 года в семье наследственного городского старшины (нануси) в Эдо (теперешнем Токио). Ко времени его рождения некогда зажиточная семья обеднела и пришла в упадок, а тут ещё бурные события — революция Мэйдзи. Отец его со страхом ждал перемен в своей судьбе, боялся, что революция вообще лишит семью средств к существованию, поэтому рождение ребёнка было встречено без всякой радости, и Кинноскэ отдали в чужую семью приёмным сыном. Так Нацумэ оказался жертвой феодальных семейных отношений. В романе «Придорожная трава», в значительной мере автобиографическом, есть слова, которые с полным основанием можно отнести к автору: «И с точки зрения родного отца, и с точки зрения приёмного отца он не был человеком. Он был скорее предметом. Но в то время, как родной отец считал его никчёмным предметом, приёмный рассчитывал приспособить его к какому-нибудь ремеслу». Однако через несколько лет приёмные родители разорились, и Кинноскэ снова оказался в родной семье.

Безрадостное детство на всю жизнь запечатлелось в памяти Нацумэ. Он часто вспоминал о нём как о непреходящем кошмаре, и это ощущение своей ненужности владело им многие годы и, несомненно, наложило отпечаток на всё его творчество. Нацумэ до боли остро ощущал значимость, ценность человека как личности, и всякое попрание человеческой личности, стремление задавить человека, вогнать каждого в прокрустово ложе общепринятых норм и догм встречало решительное неприятие писателя.

Нацумэ родился в тот год, когда произошла буржуазная революция Мэйдзи. Иногда её называют незавершённой, поскольку феодализм не развалился сразу же, как карточный домик. Но важно другое — на политическую арену в качестве господствующей силы вышла буржуазия, и то, что править страной продолжали феодалы, было второстепенным, так как и они отражали интересы буржуазии.

Революция Мэйдзи всколыхнула страну, способствовала её бурному экономическому развитию, вывела Японию из состояния искусственной изоляции от мировой науки и культуры. Появляется новая интеллигенция, жадно впитывающая передовые идеи Запада, живо интересующаяся наукой, литературой, искусством стран Европы и Америки. Правящие классы понимают, что сохранить и укрепить национальную независимость своей страны невозможно без усвоения и осмысления всего богатства западной культуры. В Европу направляется на учёбу наиболее способная молодёжь. Интересно, что система посылки молодых людей на учёбу за границу (рюгакусэй) существовала в Японии ещё в V–VI веках, когда первые такие «рюгакусэй» были направлены в Китай для изучения догматов буддийской религии. Им-то и обязана Япония распространению в стране буддизма, что по тем временам было огромным политическим и культурным событием, способствовавшим превращению Японии в централизованное государство, развитию науки, искусства и литературы.

Итак, буржуазная революция Мэйдзи привела к тому, что Япония в первом десятилетии XX века и особенно после первой мировой войны превратилась в одну из ведущих империалистических держав. И в то же время революция не оправдала надежд, возлагавшихся на неё передовыми людьми Японии. Она не уничтожила феодализма в социальном укладе, в социальных институтах. Духовно страна жила ещё в значительной мере феодальными представлениями. Столкновение старого с новым было крайне болезненным. Зачастую буржуазные преобразования опирались на вполне феодальную почву. К слову сказать, и сегодня ещё сохранился целый ряд институтов, характерных для феодальных отношений, и не только в деревне, и не только в семье, но даже и на самом сверхсовременном производстве. Что ж удивляться их живучести в начале века?