Сосэки Нацумэ - ЗАТЕМ

— Хорошо, если тебе удастся навсегда остаться в твоём мире, — мрачно заметил Хираока, стряхивая на тарелку пепел. Его слова прозвучали, как проклятье богатству.

Друзья вышли на улицу. Они затеяли этот нелепый спор под воздействием винных паров, а до главного так и не дошли.

— Пройдёмся немного? — предложил Дайскэ. Хираока ответил что-то неопределённое и пошёл вслед за Дайскэ. Он, видимо, не очень торопился, как заявил об этом в начале встречи. Пока, свернув в боковую улочку, они выбирали место поукромнее, как-то сам собой завязался разговор, которого так ждал Дайскэ.

Приехав на место, Хираока стал усиленно изучать дело и попутно экономическое положение района. При первой же возможности он намеревался обобщить теоретически то, что делалось на практике. Однако недостаточно высокое положение не позволило ему осуществить свои планы, и он решил, что попытается сделать это в будущем. В первое время, правда, он обращался с некоторыми рекомендациями к управляющему филиалом, но тот отнёсся к ним без всякого интереса. Когда же Хираока привёл доводы, довольно сложные, это вызвало у управляющего явное неудовольствие, и он посмотрел на Хираоку так, словно хотел сказать: «Что ты смыслишь в этом, желторотый птенец?» Сам же он, кстати, ничего не смыслил. Просто боялся соперничества Хираоки и потому пренебрегал всеми его предложениями. Выведенный из себя Хираока не раз вступал с ним в спор, и дело доходило до конфликтов.

Но шло время, и Хираока смирился с окружающей обстановкой, делал всё, чтобы приноровиться к ней. Управляющий между тем сменил гнев на милость и изредка даже советовался с Хираокой. Да и сам Хираока, умудрённый некоторым опытом, не перечил больше управляющему, как это было в первое время, когда он только-только закончил ученье.

— Разумеется, — оговорился Хираока, — я не льстил и не выслуживался.

— Я понимаю, — с серьёзным видом ответил Дайскэ.

Управляющий очень заботился о будущем Хираоки. «Скоро подойдёт моя очередь вернуться в главную контору, возьму тебя с собой», — сказал он как-то полушутливым тоном. Постепенно Хираока освоился с делом, стал пользоваться доверием, обзавёлся знакомствами, и для занятий у него уже не оставалось времени, они мешали работе.

— Я сблизился с одним из моих подчинённых, неким Сэки, и во многом советовался с ним, как управляющий со мной, — рассказывал Хираока. — И вдруг этот Сэки связался с гейшей и совершил растрату. Судя по обстоятельствам, это грозило неприятностями управляющему, — тогда я решил взять вину на себя и подал в отставку.

Вот в общих чертах всё, что рассказал Хираока. Но Дайскэ почему-то казалось, будто это управляющий заставил Хираоку принять такое решение, убедил его в том, что оно неизбежно. Такой вывод можно было сделать хотя бы из последней фразы Хираоки: «Чем выше по положению служащий фирмы, тем он изворотливее. Жаль мне таких, как Сэки, которых за первую же провинность увольняют».

— Выходит, управляющий — самый главный ловкач, да? — спросил Дайскэ.

— Возможно, — уклончиво ответил Хираока.

— А как решился вопрос с растраченными деньгами?

— Я внёс. Там не было и тысячи иен.

— Здорово! Ты, я вижу, тоже ловкач.

Хираока поморщился и пристально посмотрел на Дайскэ.

— Допустим. Но я ведь истратил все свои деньги, сейчас даже жить не на что. А чтобы внести за Сэки, я занял.

— Вот как? — невозмутимо заметил Дайскэ своим обычным ровным тоном, которому, казалось, была присуща своеобразная округлённость.

— Занял у управляющего и покрыл недостачу.

— Почему же ты, а не Сэки или как там его?

Хираока ничего не сказал. Дайскэ не стал допытываться. Некоторое время они молча шли рядом. Дайскэ не сомневался, что какие-то подробности Хираока утаил от него. Но выспрашивать неловко. Кроме того, как истый горожанин он не мог позволить себе подобного любопытства. Дитя Японии двадцатого века, Дайскэ, хотя ему не было и тридцати, успел проникнуться идеей nil admirari [2] «Ничему не удивляться» — слова Горация, которые в Японии часто употреблялись для обозначения нигилистических настроений мэйдзийской интеллигенции. . Он не деревенский простак, чтобы удивляться человеческим порокам. Ему не щекочут нервы всякие пошлые тайны. Его нервы настолько истрёпаны, что не воспринимают даже приятных ощущений.

Вот как далеко вперёд ушёл Дайскэ в своём особом мире, не имеющем почти ничего общего с миром Хираоки, хотя, к несчастью, во все времена и эпохи оборотной стороной прогресса является регресс. Но Хираока ничего этого не знал. Он, вероятно, считал Дайскэ таким же наивным, каким тот был три года назад. Обнажить перед этим мальчишкой свои слабые стороны всё равно, что напугать барышню, кинув в неё из озорства конским помётом. Чем сболтнуть лишнее и тем вызвать к себе неприязнь, куда безопаснее молчать… — так представлял себе Дайскэ ход мыслей Хираоки, и молчание друга казалось ему до нелепого смешным. Теперь уже Дайскэ смотрел на Хираоку как на мальчишку, и не просто мальчишку, а малого ребёнка. Но свои мысли каждый держал при себе и ни словом о них не обмолвился, когда разговор возобновился.