В финском языке я был отчасти авторитетом для всего класса, и даже не в последнюю очередь для самого учителя, особенно в отношении сложных для слуха западных финнов прямых дополнений. Конечно, все они были перечислены в грамматике Сетяля, которую, разумеется, никто не читал, да и требовали их знания только для проформы. Я же, со своей стороны, знал их досконально. Сейчас помню только общее впечатление от них: я никогда и не догадывался, на каком трудном языке говорю с самого раннего детства.
Вообще же читали только «Калевалу». Я уже раньше самостоятельно углублялся в нее, хотя ее поэтическая форма и была для меня теоретически чужой, да и по сию пору еще не совсем ясна. Но ее красоту я осознавал, ее объемлющая миры фантазия ошеломляла меня, и я понимал, что здесь в мировую литературу привнесено что-то новое.
Сила Лектора была все-таки в истории — как отечественной, так и общей. Его уроки с каждым годом все больше превращались в лекции, на которых речь шла не столько о войнах, династиях монархов и датах, сколько о ведущих мировоззрениях и идейных течениях, направляющих общее развитие человечества.
Великая Французская революция была его коронным номером. Тогда он никого ни о чем не спрашивал, только указка хлопала по его собственному колену, а меткие слова, срываясь с его губ, открывали широкие перспективы. Примечательно, что и впоследствии его выступления становились тем блистательнее, чем больше мы приближались к современности.
Он почти не задавал никаких подробных вопросов — по крайней мере, что касалось меня. Он велел только рассказать что-нибудь входящее в круг тем заданного на этот день материала. Можно было начать с ранних времен и продолжить до более поздних, главное, чтобы в ответе проявлялись способность к описанию и внутренняя последовательность.
Судя по всему, я был и его любимцем. Однажды он весьма значительно повлиял на мою судьбу.
Я должен был окончить лицей в шестнадцать лет, но мне хотелось попасть в выпускники уже пятнадцатилетним. На это решение влияло, пожалуй, не столько какое-то бездонное честолюбие, сколько сила примера, желание отличиться в глазах некоего любимого школьного товарища, но прежде всего — чувство зависимости от старшего брата, землемера, на чьи средства (но также отчасти и на доходы от молочного хозяйства из дому) я шел тогда по тропе знания и мастерства.
Подзадоривающим примером был ученик А., который в предыдущем году, отсидев в пятом классе, прошел летом курс шестого класса, просидел осенний семестр со мной в седьмом, прошел частным порядком этот курс, перешел в восьмой и на следующий год сдал выпускные экзамены. Рекорд — три класса за один год — наверное, еще не достигавшийся в истории школ Финляндии.
Но за этим следует продолжение. Сдав выпускные экзамены, этот образцовый, более чем образцовый учащийся первый раз в жизни выпил несколько бутылок пива, которые сразу же ударили по его напряженным нервным центрам. Он встречает на улице Лектора и желает обнять его просто из дружеского расположения.
Между ними происходит приблизительно такая беседа.
— А. пойдет сейчас же домой, — пытается Пек-тор вернуть своего заблудшего воспитанника на путь истинный.
— Лектор, Лектор, дорогой Лектор, как же я тебя люблю! — объясняется А. — Вот ты — настоящий человек. Пойдем выпьем пивка? Я угощаю.
И Лектору ничего не оставалось, как, к великому собственному огорчению, отправить его в карцер — за два-три дня до отъезда в Хельсинки.
Оценку за поведение снизили на пару баллов. Старик Рейн в университетской канцелярии ректора замечает это.
— Гм, — говорит он. — Что это? Почему это?
— Выпил немножко пива, — отвечает на это А. без церемоний.
— Ай-ай-ай, — выговаривает ему старик Рейн столь же сердито, сколь и добродушно. — Не следует пить пива.
Его поместили под особый надзор ректора, или в так называемое ректорское землячество, что было уделом многих других с изъянами в поведении, а также всех женщин-учащихся, до тех пор пока настоящие землячества [52] Землячество — объединение студентов — уроженцев одной местности.
не согласятся признать их своими членами.
Имея перед глазами такой пример, я хотел не ударить лицом в грязь и перепрыгнуть хотя бы через один класс. Однако добрый Пектор своими вескими доводами быстро положил конец этим фантастическим прожектам.
— Вздор, — сказал он. — Просто помешательство. Лённбум все же станет выпускником в шестнадцать лет. Попробуй-ка спокойно дать созреть своим научным склонностям, чтобы не пришлось в академии строить слишком уж глупые ослиные мосты [53] Ослиный мост (aasinsilta) — облегчающее решение какой- либо задачи; готовый ответ, подстрочник, адаптированный текст и т. д.
.
Читать дальше