Эйно Лейно - Мир сновидений

Тише качайся, дуга моя — зыбка,
баюшки-баю-баю!
Баиньки, спи-засыпай, моя рыбка,
мамина радость, Господня улыбка, —
знать, опустился легкий и зыбкий
Сон на головку твою?

Keinuos kehtoni vemmelpuinen,
tuuti, tuuti lulla!
Tuutios lapseni tuiretuinen,
armahuinen, naurusuinen,
tuutios rinnoilla rakkauden —
tais jo Unetar tulla?

Ушел я из деревни далеко,
где в чаще голубеет озерко,
и там решил себе построить дом
без помощи чужой, своим трудом.

Односельчан я пособить не звал,
ни служку, ни попа не умолял
о заработке я, и до конца
я ни гроша не занял у купца.

Один валил я сосны, делал тес,
и мох, и камень сам из леса нес,
все лето отмахал я топором —
и к осени готов был новый дом.

Теперь живу один в лесной глуши,
на тропке не встречаю ни души,
в деревню ни на сход, ни в хоровод,
ни в гости не зовет меня народ.

Но летним вечером, когда стою
в закатный час у поля на краю,
и колосом любуюсь наливным,
и сауны вдыхаю сладкий дым,

тогда на тропку я гляжу с тоской —
не явится ль оттуда гость какой
со мною это счастье разделить,
на каменку водицею полить.

Но пешехода не встречает взгляд.
Со мною люди знаться не хотят,
односельчане не хотят простить,
что помощи у них не стал просить.

Pois kirkolta ma muutin korpehen,
pois pienen metsälammen rannallen
ja talon tahdoin sinne rakentaa,
mut omin voimin, ilman auttajaa.

En kylää kutsunut ma talkoihin,
en käynyt luona papin, lukkarin
ma päivätöitä heiltä keijäten
ja kauppamiestä miellytellyt en.

Vaan itse kaasin, veistin honkapuut
ja hankin sammaleet ja tarpeet muut
ja kesan kirvesta kun heilutin,
niin valmis syksyll’ oli mokkikin.

Nyt etahalla metsatorpassain
ma yksin erakkona elan vain,
en kylan karkeloiss’, en haissa kay
ja vierasta ei torpan tiella nay.

Mut kesa-illoin peltoni kun naan
ja pellollani tayden tahkapaan
ja illan paivan yli lampuen
ja ranta-saunan savun rauhaisen.

Niin silloin tielle katson kaihoten
ja kulkijata sielta vuottelen
mun kanssain nauttimahan onnestain
ja kera kylpemahan saunahain.

Mut eipa kuulu kulkijata vaan.
He eivat anteeks anna konsanaan,
kun kylaa kutsunut en talkoihin,
vaan itse onneni ma rakensin.

Ты права была, друг единственный,
что ушла и меня покинула.
Твоя грудь, молодая, теплая,
на моей бы груди застынула.

Глянь — цветок придорожный бледный
из проталины поднял голову.
Ожидаешь чего ты, цвет мой?
Пришло время склонить тебе голову.

Душа моя знала так много,
но одно только вспомнить могу —
тот увядший цветок на дороге,
что укрыл я в глубоком снегу.

Teit oikein ystava ainoo,
kun luotani laksit pois.
Sun rintasi nuori ja lammin
mun rinnalla jaatynyt ois.

Kas, maantiella kalpea kukka
lumipalvesta nostavi paan.
Mitä vuottelet kukkani vielä?
On aika jo painua pään.

Tuhat aatosta'sieluni tunsi,
sen vaan minä muistaa voin:
Oli tielläni kuihtunut kukka
ja sen peitoksi lunta ma loin.

Ну что ж с того, что, сломлен молодым,
от зимней непогоды сникну?
Ведь многие и раньше гибли,
во льдах судьбы замерзнув.
Да кто ж захочет старым изнемочь?
Лишь песням вечно молодость дана —
мгновенно промелькнет
любви и весен радость.

Ну что ж с того, что не усну,
как замирает тлеющий очаг?
Погасну так, как гаснут звезды
иль в море тонет' мореход!
Певец, что звезды воспевает
и бороздит великие моря,
в волнах прибоя погибает прежде,
чем успевает паруса убрать.

Ну что ж с того, что я не получил
всего, что ждал от жизни!
Большие мне она дала надежды
и грусти кантеле дала.
Хотя я только малое дитя —
я пил богов напиток
и смог испить до дна
восторги и печали.

Хотя я только осени дитя —
бессонный полуночник,
я о цветущей пел земле,
о девушке играл на струнах.
Черным-черны пришли
великие несчастья,
но эхом радости пусть прозвенит
мой кантеле в последний раз. <���…>

Когда я вспоминаю, как я клянчил
здесь ласки, словно пес,
как у дверей богатых умолял
в метель, в ненастье —
о чуточке, о капельке тепла,
когда я вспоминаю, что же
я получил, что проглотить пришлось,
о чем я думал и молчал.

Как я блуждал и верил,
что не забуду это никогда…
И все-таки забыл,
как забывают все на свете.
И все же поднялась моя судьба,
все тем же кузнецом стою опять,
опять кую, в небесный ударяя свод —
ночь счастья звездную! <���…>