Никто на работе не знал, куда Кев уезжает на выходные: его считали чуть ли не монахом среди мирян и полагали, что он в это время тайно творит дела милосердия; положительный момент состоял в том, что вслух это не обсуждалось. Старик Дейли - добрейшая душа, лучше него Кев людей не встречал – с восхищением покачивал головой в форменной фуражке.
- Не знаю, почему все ругают молодежь, - сетовал мистер Дейли, - правда, не знаю. Вот юный Кев, который работает с нами на проходной, тот все молится перед Пресвятыми Дарами, кормит супом бродяг и учит неграмотных читать. Шасть отсюда в шесть вечера, только его и видели - ни слуху, ни духу до утра понедельника.
Сам Кев мистеру Дейли, или кому бы то ни было еще, ничего такого не сообщал. Но поняв, что все так считают, опровергать эту выдумку не стал. В конце концов, если о нем кто-то будет у людей что-то выспрашивать, пусть лучше старик Дэйли, Джон и остальные ребята скажут, что он трудится в Симоновой Общине или в Легионе Марии; не стоит им знать, что на самом деле каждую пятницу он садится в мини-автобус лилового цвета и уезжает подальше от Дублина и его опасностей.
Даже если на мгновение представить себе, что Дэфф, Кратч Кейси или Пеликан вдруг заявятся по его душу – им все равно ничего не сообщат. Никто и понятия не имеет, куда Кев исчезает на выходных.
Он всегда был скрытным, даже в детстве. Он помнил, как Барт говорил какой-то покупательнице, совершенно им незнакомой, что мама два месяца и неделю пролежала в больнице, а потом умерла. Кев никогда не сказал бы об этом какой-то посторонней женщине, которая, оставив детей в машине, зашла купить им пару плиток шоколада и мороженое. Пусть она приветлива, пусть хвалит на все лады трех юношей за прилавком магазина – отец был на заднем дворе, строил навес для мешков угля и баллонов с газом. Кев прикусил бы язык и ничего бы не выдал. Но Барт и Ред могут разболтать что угодно. Барт рассказывал даже о том, что Кев, когда ему было семнадцать, пытался уговорить Дидру Моррис, которая гораздо лучше своей сестры Нэнси, прогуляться с ним в поле, и давал честное слово, что хочет всего лишь показать ей птичье гнездышко.
Дидра Моррис расхохоталась, запрокинув голову, толкнула его, так что он шлепнулся в грязь, и посмеиваясь, ушла домой. ««Птичье гнездышко» - теперь это так называется!» Кев был в шоке. Такие грязные мысли, и хуже того, такое унижение – как можно об этом вслух? Но нет, по мнению Барта это жуть до чего весело; и когда Дидра, уже будучи замужем, вернулась погостить из Америки со своим сыном Шейном, они с Бартом по-прежнему смеялись над этой историей. И Ред, любитель танцев, он такой же: все расскажет первому встречному - как они хотели открыть фирму по укладке асфальта, и как Билли Бернс оказался шустрее. Кев ничего не выбалтывал. Впрочем, ему было что скрывать.
Силия вошла сразу вслед за ним и захлопнула дверцу автобуса. За углом через открытую дверь паба он увидел Пеликана - в одной руке у него был стакан с пивом, а в другой скрученная в трубочку газета – очень полезная штука в тех случаях, когда надо что-то доказать или усилить впечатление. Он это любит - усиливать впечатление.
Увы, Мики оказался полон энтузиазма: вот, смотри, фокус со спичками и стаканом, в пабе все умрут со смеху. Разве бедняга Мики не понимает, что ни с того, ни с сего эти фокусы в пабе станет показывать лишь тот, кто напился до чертиков, или кому одиноко, или кто совсем спятил. Нормальные люди себя вести так не будут – за исключением тех, кто пришел с друзьями, но если ты пришел выпить с приятелями, тогда вообще зачем тебе показывать фокусы? Он объяснял, как взвешивать спичечный коробок; Кев повернулся к окну и стал смотреть на жилые кварталы однотипных домов, мимо которых они проезжали. Старик Дэйли говорит, что Кев скоро найдет себе жену, и начнут они копить на покупку такого вот жилья, и будет он пропащий человек. Но ни мистер Дэйли, ни Мики даже не представляют, что такое реальный мир. Вот Мики рассказывает, как взвешивать спичечный коробок: в щелочку с одной стороны надо просунуть два пенни, тогда тот край будет перевешивать, и можно с кем угодно поспорить, куда упадет коробок. Кев смотрел на него пустыми глазами.
- Могу ручаться, твой Барт или Ред Эдди будут в восторге от этого фокуса, - пробормотал Мики. «Конечно, - подумал Кев, - у них на то есть и время, и настроение».
Кев никогда не рассказывал Мики, что он тоже в некотором роде портье. На самом деле, их называют «охраной», но род деятельности примерно тот же. И никому из пассажиров он не говорил, где работает – сообщал только, что в новом высотном здании. А это может означать что угодно – буквально, что угодно: там находятся государственные службы и бюро путешествий, авиа-кассы и маленькие фирмы, в которых заняты лишь пара человек - внизу на входе висит длиннющий список организаций, арендующих помещения. Кев говорил только, что работает в том здании; и если кого-то интересовал род занятий, он отвечал уклончиво. Так безопаснее. Однажды утром, когда он стоял на дежурстве, открылась дверь и вошла Ди Берк. Она доставила какие-то документы в нотариальную контору на шестом этаже. Пока мистер Дэйли звонил по внутреннему телефону и докладывал об ее приходе, Кев лихорадочно искал что-то на полу, чтобы она его не заметила. Он и сам потом не мог себе объяснить, зачем он прятался. Какая разница, узнает ли Ди Берк, что он работает на проходной нового большого офисного здания. Она вряд ли считала, что Кеннеди-младший, сын владельца магазина, где она иногда покупает сигареты, является главой крупной дублинской фирмы. Он даже не хотел сделать вид, что работает офисным служащим. Тогда зачем прятаться? Так благоразумнее. Как не наступать на трещины в асфальте. Причины особой нет, но это кажется правильным.
Читать дальше