— Ну-с, видите ли, вот эта бумажка доказывает, что какой-то мистер Раморни заплатил за карету семьдесят фунтов, — сказал хозяин гостиницы, — это прекрасно, но кто докажет мне, что вы — мистер Раморни.
— Негодяй! — крикнул я.
— Называйте меня как угодно, — проговорил он, — негодяй, по-вашему, пожалуйста! Дело от этого не изменится. Я негодяй, упрямый негодяй, бесстыдный негодяй, если вам угодно, но сами-то вы кто? Я слышу, что у вас два имени, что вы увезли молодую женщину, что вам кричали «ура» называя французом. Это мне кажется довольно-таки странным; за одно я могу поручиться, а именно за то, что у вас душа ушла в пятки, когда кучер принялся болтать. О вашей личности мне известно недостаточно, а потому я побеспокою вас, попросив показать мне ваши бумаги или предложив вам отправиться к судье. Выбирайте любое. Я вам не ровня, но я надеюсь, что лица судебного ведомства достаточно почтенные люди, что им вы покажите ваши бумаги.
— Милейший, — пробормотал я, запинаясь; (голос вернулся ко мне, но я еще не был в состоянии управлять собой). — Это все до крайности необыкновенно, до крайности грубо! Неужели в Вестморлэнде принято оскорблять порядочных людей?
— Это зависит от обстоятельств, — ответил он. — Если подозревают, что джентльмен шпион — это принято, да и хорошо, что принято. Нет, нет! — крикнул он, заметив, что я сделал движение. — Обе руки на стол. Я не желаю, чтобы в стенах моей кареты были следы от пуль.
— Вы страшно несправедливы ко мне, — проговорил я, теперь уже вполне владея собой. — Я сижу, как статуя спокойствия. Вы не испугаетесь, если я налью себе вина?
Я стал говорить ироническим тоном чисто с отчаяния. У меня не было ни плана, ни надежды. Я только чувствовал, что лучше протянуть еще несколько минут. «По крайней мере, — думал я, — я не сдамся до последней возможности».
— Что же, следует мне принять ваши слова за отказ? — спросил он.
— Относительно вашего недавнего любезного предложения? — произнес я. — Милейший сэр, я предоставляю вам принять их, как вы говорите, за отказ. Конечно, я не покажу вам моих документов; без сомнения, я также не встану из-за стола и не поплетусь к вашим «лицам судебного ведомства». Право, я не желаю тревожить моего пищеварения, и меня очень мало интересуют мировые учреждения.
Он наклонился почти к самому моему лицу и протянул руку к сонетке.
— Посмотрите-ка сюда, мой прекрасный собеседник, — проговорил он. — Вы видите этот шнурок? Так знайте же, что внизу стоит слуга; стоит только колокольчику прозвонить, и лакей отправится за кон-стэблем.
— Да, — ответил я, — о вкусах не спорят. Лично я не люблю общества констеблей, но если вам угодно, чтобы один из них явился к нашему дессерту… — Я слегка пожал плечами и прибавил: — Знаете, ведь все это крайне забавно. Уверяю вас, мне, как светскому человеку, страшно интересно изучать ваш оригинальный характер.
Он продолжал всматриваться в мое лицо, не отпуская сонетки и глядя мне прямо в глаза. Наступила решительная минута. Мне казалось, что мое лицо изменяется под его взглядом, что улыбка, с которой я говорю, превращается в гримасу человека, подвергшегося пытке. Кроме того, меня мучали сомнения: невинный человек, думал я, при виде дерзости и бессовестности хозяина почтового двора рассердился бы давным-давно; так терпеливо подвергаясь испытанию, я молчаливо сознавался во всем. Наконец, я не вытерпел…
— Вам не будет неприятно, если я положу руки в карманы брюк? — спросил я. — Извините, что я говорю об этом, но минуту тому назад вы были до такой степени нервны!
Мой голос звучал не вполне так, как бы мне этого хотелось, но все же произнесенное замечание сошло недурно. Я сам заметил, что говорил с дрожью в голосе, но, по-видимому, это ускользнуло от слуха моего неприятеля. Он отвернулся и глубоко вздохнул; я немедленно последовал его примеру.
— Ну, во всяком случае, у вас порядочно-таки много присутствия духа, — проговорил он, — и это мне нравится. Будьте чем вам угодно быть, я честно поступлю с вами: возьму карету с приплатой ста фунтов — и дело с концом.
— Прошу извинения, но я вас не понимаю! — крикнул я, заинтересованный его словами.
— Вы заплатите мне сто фунтов, — повторил мой собеседник, — а я возьму карету. Право, я беру немногим больше, чем следует, — прибавил он с усмешкой. — Вам ведь, так или иначе, необходимо сбыть экипаж.
Не знаю, когда я был довольнее, нежели в ту минуту, когда услышал это бессовестное предложение! Оно казалось прямо шутовским, и вряд ли можно было придумать менее соблазнительную сделку. Несмотря на все это, я обрадовался словам плута; они послужили мне предлогом расхохотаться. И я вполне отдался порыву смеха, так что даже слезы потекли у меня из глаз. Когда я немножко утихал, я устремлял глаза на лицо моего собеседника и снова принимался хохотать.
Читать дальше