Роберт Стивенсон - Сент-Ив (Пер. Чистяковой-Вэр)

— Он может не согласиться, — заметил Ромэн.

— Давайте держать пари на тысячу фунтов! — крикнул я. — Вам остается только отправить его на ту дорогу, о которой вы говорили, и предоставить все дело в мои руки. Говорю вам, он будет моим слугой и окажется вполне пригодным.

Я перешел на другую сторону комнаты и стал снимать платье.

— Ну, — сказал адвокат, пожимая плечами, — один лишний риск! A la guerre comme à la guerre, как сказали бы вы. Пусть же, по крайней мере, этот мальчишка придет сюда и поможет вам.

Ромэн собирался позвонить, но вдруг заметил, какие изыскания в гардеробе делал я.

— Не приходите в восхищение от этих сюртуков, жилетов, галстуков и так далее, словом, от всех вещей, окружающих вас теперь. Вы не должны путешествовать, имея вид денди, да это и не в моде.

— Вам угодно шутить, сэр, — ответил я, — и шутить довольно неосновательно. Эти платья — моя жизнь; они помогут мне скрываться, и так как я имею возможность взять только очень немного вещей, я поступлю как безумец, если выберу их наскоро, кое-как. Угодно вам раз навсегда понять, к чему я стремлюсь? Первое — стать невидимкой, второе — быть невидимкой в почтовой карете и в сопровождении слуги. Неужели вы не замечаете, какую тонкую задачу предстоит мне решить? Ничто не должно быть ни слишком грубо, ия слишком тонко: rien de voyant, rien qui détonne [21] Ничего бросающегося в глаза, ничего кричащего контрастно. ; мне необходимо везде оставлять после себя неясный образ молодого человека с хорошим состоянием, путешествующего с удобствами; человека, о котором хозяин гостиницы забудет через день, а горичная, вздыхая, вспомнит не раз, благослови ее, Боже! Нужно крайне тонкое искусство, чтобы одеться таким образом.

— Я с успехом делаю это в течение пятидесяти лет, — сказал Ромэн, засмеявшись, — черный костюм и чистая рубашка — вот и все мое искусство.

— Вы удивляете меня; я не считал вас легкомысленным, — проговорил я, наклоняясь над двумя сюртуками. — Скажите мне, мистер Ромэн, похож ли я на вас, и приходилось ли вам ездить на почтовых с нарядным слугой?

— Не могу сказать ни того, ни другого, это верно, — ответил Ромэн.

— А это меняет все дело, — продолжал я. Мне нужно одеться так, чтобы мое платье подходило к нарядному слуге и шкатулке, обтянутой русской кожей.

Тут мне пришлось на мгновение замолчать. Я подошел к шкатулке и с минутным колебанием посмотрел на нее.

— Да, — продолжал я снова, — я должен надеть платье, подходящее и к этой шкатулке. Она кажется на взгляд вместительной, полной денег; она обозначает, что у меня есть поверенный, она — неоценимая собственность. Но я желал бы, чтобы в ней помещалось поменьше денег. Ответственность слишком велика. Не будет ли умнее, мистер Ромэн, если я возьму с собой только пятьсот фунтов, а остальное отдам вам?

— Да, если вы вполне уверены, что эти деньги не понадобятся вам, — ответил Ромэн.

— Я далеко не уверен в этом! — вскрикнул я. — Во-первых, не уверен как философ. В моих руках еще никогда не бывало большой суммы денег и, мне кажется, я могу скоро истратить ее (кто поручится за себя?) Во-вторых, я не могу сказать, окажется ли мне, как беглецу, достаточной цифра, о которой я говорил. Кто знает, что мне понадобится? Пожалуй, пятьсот фунтов выйдут у меня сразу. Но я всегда буду иметь возможность написать вам, прося выслать мне еще денег.

— Вы меня не поняли, — возразил Ромэн, — я теперь же прекращаю с вами всякие сношения. Вы до вашего отъезда дадите мне полномочие и затем окончательно покончите со мной до наступления лучших дней.

Помнится, я что-то возразил ему.

— Подумайте немножко и обо мне, — сказал Ромэн. — Мне необходимо утверждать, что до сегодняшнего вечера я никогда не видал вас, что сегодня вы дали мне полномочия, и затем я потерял вас из виду и не знаю, куда направились вы; мне незачем было расспрашивать вас! Все это так же важно для вашей безопасности, как и для моей.

— Мне даже нельзя писать вам? — спросил я, немного ошеломленный.

— По-видимому, я совершенно лишил вас здравого рассудка, — возразил он, — однако я говорю вам английским языком: вам даже нельзя мне писать, и если вы напишете, то не получите ответа от меня.

— Между тем письмо… — начал я.

— Послушайте, — прервал меня Ромэн, — как только ваш двоюродный брат прочитает газетную заметку, что он сделает? Тотчас попросит полицию следить за моей перепиской. Словом, ваше письмо на мое имя будет равняться письму в сыскное отделение. Лучше всего — послушайте моего совета и пришлите мне весточку из Франции.