Роберт Стивенсон - Сент-Ив (Пер. Чистяковой-Вэр)

— Может быть, — возразил я, — если бы вы провели детство среди волков, вы обрадовались бы, увидав корсиканского пастуха.

— Ну, ну, — возразил мистер Ромэн, — может быть, есть вещи, о которых спорить нельзя.

Махнув рукой, он быстро сошел с лестницы и исчез в тени тяжелой арки.

Едва ушел адвокат, как я вспомнил о множестве пробелов, оставшихся в его рассказе; прежде всего он не сказал мне адреса Берчеля Фенна, что было очень важно; я бросился к лестнице, но опоздал; адвокат уже скрылся; в тени под аркой, которая вела к воротам замка, виднелись только красный сюртук и блестящее оружие часового. Мне оставалось вернуться к укреплениям, на свое обычное место.

Я не был вполне уверен, что имел право занимать этот угол, но пользовался особой милостью: ни один английский офицер или рядовой не вызвал бы меня оттуда, не имея на это особенно важного повода; всегда, когда мне хотелось быть наедине с собой, я мог сидеть за моей пушкой и никто не мешал мне. В этом месте скала спускалась вниз почти совершенно отвесной стеной, покрытой чащей цеплявшихся за камни кустов; дальше внизу виднелась башенка наружного укрепления; глядя через долину, я мог любоваться длинной террасой Принцевой улицы, служившей обыкновенным местом прогулок жителей Эдинбурга. Не часто случается, чтобы военная тюрьма возвышалась над главной улицей города.

Не стоит утруждать вас рассказом о ходе моих размышлений, вызванных разговором, который я только что вел; не буду я также упоминать и о надеждах, зародившихся во мне. Гораздо важнее то обстоятельство, что, даже погрузившись в свои мысли, я все время следил за людьми, гулявшими по Принцевой улице, смотрел, как они проходили взад и вперед, встречались, кланялись друг другу, входили в лавки, которые в этой части города необыкновенно хороши для английской провинции, наблюдал, как покупатели выходили из магазинов. Мой ум был сильно занят, а потому глаза смотрели бесцельно, наудачу; я невольно некоторое время следил за каким-то господином в красной шляпе и белом пальто, хотя совершенно не интересовался им и не мог рассчитывать узнать о нем что-либо до самого моего переселения к праотцам. По-видимому, у него было много знакомых; ему вечно приходилось поднимать свою шляпу. Поздоровавшись, вероятно, с полдюжиной встречных, он наконец подошел к молодой даме и юноше; мне показалось, что я узнаю их.

На таком большом расстоянии невозможно совершенно ясно рассмотреть кого-нибудь, но одна мысль, что я узнал эти две высокие, статные фигуры, заставила меня высунуться из амбразуры и долго следить за ними. Только подумать, что такое сильное волнение, может статься, было вызвано случайным сходством, что я трепетал, смотря, по всей вероятности, на совершенно незнакомых мне людей!

Как бы то ни было, первый же взгляд на них мгновенно изменил ход моих мыслей. Все, что говорил адвокат, было хорошо, полезно; мне казалось необходимым повидаться с графом. Но мысль о дяде, притом же еще внучатом и совершенно не знакомом, неспособна волновать воображение молодого человека, между тем покинув Эдинбургский замок, я мог потерять всякую возможность когда-нибудь снова увидеть Флору. То маленькое впечатление, которое я произвел на нее (если предположить, что я произвел на нее некоторое впечатление), должно было скоро исчезнуть. Да, удалившись, я очень, очень скоро превратился бы для нее в призрачное воспоминание, рассказами о котором она впоследствии стала бы занимать мужа и детей. Мне следовало усилить это впечатление, следовало наложить более ясный, более отчетливый отпечаток на мягкий воск ее души до моего исчезновения из Эдинбурга. И вот два стремления, боровшиеся в моем сердце, слились, соединились воедино. Я страстно желал снова увидать Флору и в то же время считал необходимым, чтобы кто-нибудь дал мне новое платье и помог моему побегу. Вывод казался ясным. Я знал только служивших в гарнизоне солдат и офицеров, которые по долгу чести были обязаны стеречь меня и препятствовать моему освобождению, а затем Флору и ее брата, больше же в целой Шотландии у меня не нашлось бы ни одной знакомой души. Мне думалось: если я бегу, то Флора и Рональд должны сделаться моими помощниками! Однако сказав им о моем намерении, еще не освободившись от неволи, я поставлю их в затруднительное положение; в этом случае моим друзьям придется выбирать тот или другой образ действий, что, без сомнения, порядочно смутит их.