Решад Гюнтекин - Ночь огня

Доктор расщедрился еще на одну фразу:

— Господин каймакам — поэт!

— Ну что ты, дружок... Какой из меня поэт. Порой намараю пару строф старым слогом, да и все. А ты, сынок, любишь стихи?

У меня не повернулся язык сказать, что люблю.

— Читаю, господин.

— Конечно, новые стихи...

— Старые мне читать трудно.

— А стихи своего тезки читаешь?

— А кто он, господин?

— Как, ты не знаешь, кто твой тезка? Ты ведь и Кемаль, и Мурат-бей? Видимо, ты притворяешься, что не знаешь, дабы тонко обыграть дело... Судьи здесь нет... Теперь мы можем говорить свободнее...

— !!!???

— Ты и в самом деле не знаешь, кто твой тезка? Ну, например, вот это слышал?

Дивный цвет твоих уст на щеках отражен.

Словно розы бутон, ты прекрасна [3] Цитата из стихотворения Намыка Кемаля «Крик» (Velvele). Намык Кемаль (1840-1888) — турецкий писатель и общественный представитель литературы Танзимата (название реформ в Османской империи с 1839 до начала 70-х г.г. XIX в. и самого периода их проведения). Как один из передовых представителей буржуазной мысли второй половины XIX в. вел активную борьбу с османским деспотизмом. Османское правительство всячески старалось изолировать Намыка Кемаля, высылая его в самые отдаленные губернии в качестве губернатора. .

— Нет, господин...

— Стихи твоего тезки,— как стрелы, что попадают прямо в сердце. Он тоже в раннем возрасте познал, что такое чужбина. Он жил на островах, здесь, неподалеку: на Кипре, Сакызе [4] Сакыз, или Хиос — турецкий остров в Эгейском море, между Самосом и Лесбосом. , Мидилли [5] Мидилли — греческий остров в Эгейском море. ...

— Все это мне неизвестно, господин.

Каймакам поморщился:

— Ну тогда и не нужно тебе этого знать. Не мне учить тебя таким вещам... Если не возражаете, я сегодня опрокину пару рюмочек под рыбку.

Селим-бей улыбнулся:

— Ну это само собой...

— То есть ты хочешь сказать, что я пришел сюда, чтобы напиться? Селим-бей, так и до ссоры недалеко... Послушай, сынок! В твоем возрасте пить совершенно непозволительно, но мужчины вроде нас, умудренные годами, могут иногда пропустить по стаканчику. Кемаль-бей, у вас есть отец?

— Есть, господин...

— Он пьет?

— Иногда, как и вы.

— Ну тогда вы не станете стыдить меня, как этот Селим-бей. Человек не может считать постыдным то, что делает его отец.

Саид принес стаканы, и врач Селим, который, казалось, только что осуждал каймакама, отказываться не стал. Я достал сигареты.

— Да ты куришь!

— Курю, господин.

— Жаль, не стоило привыкать...

По правде говоря, я не привык к сигаретам. С момента отъезда из Стамбула я выкурил четыре пачки, и сейчас от дыма у меня першило в горле. Но с этим приходилось мириться. Ведь как без сигареты показать, что я политический преступник, гроза большого государства, а не юнец, у которого еще молоко на губах не обсохло?

Мы сидели, глядя на развалюху с покосившейся печной трубой, разрушенными стенами и на дорогу перед ней.

Хотя улица в этот час была совершенно пуста, каймакам, наливая себе стакан ракы [6] Ракы — турецкая 45-градусная виноградная водка, которая перегоняется с добавлением анисовых семечек. , пригибался к полу. Селим-бей каждый раз сердился.

— На воре и шапка горит, — говорил он.

Каймакам глубоко вздохнул:

— Здесь не только стены имеют уши, здесь у ночи есть глаза. Со всех сторон плетут интриги да сеют смуту. Если увидят, что я выпил стаканчик, завтра будут болтать: «Каймакама несли домой на руках, как мешок»... Будь я тут один, я бы и глазом не моргнул, но сейчас все иначе: «В развалинах дома родное семейство мое» [7] Цитата из стихотворения турецкого поэта XIX века Ашика Дертли. (Примеч. пер.). .

Впрочем, после третьего стакана каймакам уже не задумывался о своем семействе, а, как раз наоборот, говорил о нем колкими, язвительными фразами.

Когда же у него вырвалось слово, которое негоже говорить при детях, каймакам сказал:

— Кемаль-бей, сынок, ты уже взрослый мужчина, если не по возрасту, то по статусу... Так что я не стану понапрасну лицемерить...

Выпив последний стакан, каймакам пришел в необычайное возбуждение. Хотя было прохладно и сыро, он расстегнул ворот и, подняв голову к звездам, начал читать какие-то непонятные стихи со странным ритмом. Затем со слезами на глазах он повернулся ко мне и, ударяя себя кулаком в грудь, произнес:

— Ах, сынок, каков же этот твой тезка... Он был подобен неземному существу, которое, гуляя по Млечному Пути, случайно соскользнуло в наш мир. И не спрашивай, кто он такой... я все равно не скажу... К тому же, как каймакам, я не имею права произносить его имени, сынок Кемаль Мурат-бей... Я буду часто читать тебе его стихи. Но имени не скажу ни при каких условиях...