Жорж Санд: Она и он

Тереза спустилась, открыла мальчику дверь и смотрела на него с необычайным волнением. Ей казалось, что она уже где-то видела его или что он был похож на кого-то, чье имя она не могла вспомнить. Ребенок тоже держался смущенно и нерешительно.

Она повела его в сад, чтобы там расспросить, но вместо ответа он сказал, весь дрожа:

— Так это вы мадемуазель Жак?

— Это я, дитя мое. Что вы от меня хотите? Что я могу для вас сделать?

— Взять меня и оставить у себя, если вы согласны, чтобы я жил у вас!

— Но кто же вы?

— Я сын графа ***.

Тереза едва удержалась, чтобы не закричать; первым ее движением было оттолкнуть ребенка, но вдруг ее поразило его сходство с лицом, которое она написала недавно, глядясь в зеркало, чтобы отослать этот портрет своей матери, — это было ее собственное лицо.

— Погоди! — воскликнула она, судорожно заключив мальчика в объятия. — Как тебя зовут?

— Маноэль.

— О боже! Кто же твоя мать?

— Это… Мне строго наказывали не говорить вам сразу! Моя мама сначала была графиня ***, там, в Гаване; она меня не любила и очень часто говорила: «Ты не мой сын, я не обязана любить тебя». Но мой отец любил меня и всегда говорил: «Ты только мой, у тебя нет матери». А потом он умер, полтора года тому назад, и графиня сказала: «Ты мой и останешься со мной». Это потому, что отец завещал ей деньги с тем условием, что я буду считаться их общим сыном. А все-таки она так и не любила меня, и мне было очень скучно с ней. И вот приехал один господин из Соединенных Штатов — его зовут господин Ричард Палмер — и стал просить, чтобы графиня меня отпустила. Графиня сказала: «Нет, я не хочу». Тогда господин Палмер сказал мне: «Хочешь, я отвезу тебя к твоей настоящей маме? Она думает, что ты умер, и будет очень рада увидеть тебя». Я сказал: «Да, конечно!» Тогда господин Палмер приехал ночью в лодке, потому что мы жили на берегу моря; а я встал тихо-тихо, и мы оба плыли до большого корабля, а потом мы пересекли все большое море, и вот мы здесь.

— Вы здесь! — сказала Тереза, прижимая ребенка к груди; вся дрожа от счастья, она согревала его своим телом и, пока он говорил, покрывала его пылкими поцелуями. — Где же он, Палмер?

— Не знаю, — сказал мальчик. — Он привел меня к дверям, сказал: «Позвони!», и потом я больше его не видел.

— Поищем его, — сказала Тереза, — он, наверное, недалеко!

И, побежав вместе с мальчиком, она быстро нашла Палмера, который стоял поодаль, ожидая, пока не уверится в том, что ребенок признан своею матерью.

— Ричард! Ричард! — воскликнула Тереза, бросаясь к его ногам посреди еще пустынной улицы (она сделала бы то же самое, даже если бы улица была полна народа). — Вы для меня бог!

Больше она не могла говорить; задыхаясь от счастливых слез, она почти обезумела.

Палмер увел ее под деревья на Елисейских полях и заставил сесть. Ей понадобился по меньшей мере час, чтобы успокоиться, прийти в себя и обрести способность ласкать своего сына без риска задушить его.

— Теперь я заплатил свой долг, — сказал ей Палмер. — Вы подарили мне дни надежды и счастья, я не хотел оставаться в долгу. Я возвращаю вам любовь и утешение на всю жизнь, потому что ребенок этот — ангел, и мне нелегко расстаться с ним. Я лишил его наследства и взамен должен оставить ему другое. Вы не имеете права препятствовать этому; я уже принял меры, и все формальности соблюдены. У него в кармане бумажник, который обеспечит ему настоящее и будущее. Прощайте, Тереза! Считайте меня своим другом до гроба.

Палмер уехал счастливый; он совершил хороший поступок. Тереза не захотела больше переступать порог дома, где спал Лоран. Она послала рассыльного к Катрин, чтобы передать ей свои распоряжения, которые она написала в маленьком кафе, где позавтракала вместе с сыном. Затем она взяла фиакр, и они провели весь день, разъезжая по Парижу и покупая все необходимое для долгого путешествия. Вечером Катрин присоединилась к ним с вещами, которые она запаковала в течение дня, и Тереза уехала в глубь Германии, чтобы спрятать там своего ребенка, свое счастье, свой покой, свой труд, свою радость, свою жизнь. Счастье ее было эгоистичным: она больше не думала о том, что станется без нее с Лораном. Она была матерью, а мать безвозвратно убила в ней возлюбленную.

Лоран проспал весь день и проснулся в одиночестве. Он встал, проклиная Терезу за то, что она где-то гуляет, не заботясь о его ужине. Он удивился, не найдя и Катрин, послал к дьяволу весь этот дом и вышел.

Только по прошествии нескольких дней он понял, что произошло. Когда он увидел, что дом Терезы снова сдан внаем, что мебель запакована или продана, когда он прождал недели и месяцы, не получив от нее ни слова, он потерял надежду и стал думать лишь о том, чтобы как-нибудь заглушить свое горе.