Пэрл Бак - Земля

Казалось, что прошло уже очень много времени, когда вернулся привратник и привел женщину с ребенком, Ван-Лун пристально посмотрел на лицо жены, стараясь понять, все ли обошлось благополучно, потому что теперь он научился разбираться в выражении этого бесстрастного квадратного лица и видеть перемены, раньше незаметные для него. Ее лицо выражало удовлетворение, и ему не терпелось услышать рассказ о том, что произошло на женском дворе. Поэтому, с легким кивком привратнику и его жене, он начал торопить О-Лан и взял на руки ребенка, который заснул и лежал, съежившись в своем новом халатике.

— Ну? — обернулся он к ней через плечо, когда она пошла за ним следом.

На этот раз его раздражала ее неповоротливость.

Она подошла немного ближе к нему и сказала шопотом:

— Если ты хочешь знать мое мнение, то мне кажется, что в этом году они нуждаются. — Она говорила взволнованным шопотом, как можно было бы говорить о том, что боги испытывают голод.

— Ну, ну! Что ты этим хочешь сказать? — понукал ее Ван-Лун.

Но ее нельзя было торопить. Она медленно искала слов и с трудом, одно за другим, находила их.

— На старой госпоже в этом году был тот же самый халат, что и в прошлом. Раньше я никогда этого не видывала. И на рабынях были старые халаты. — И, помолчав, она добавила: — Ни на одной рабыне я не видела нового халата, такого, как мой.

И она опять замолчала и через некоторое время сказала:

— Даже у наложниц старого господина нет ни одного ребенка, который мог бы сравняться с нашим сыном по красоте и по платью.

Улыбка медленно раздвинула ее губы, и Ван-Лун громко засмеялся и нежно прижал к себе ребенка.

— Какая радость, какая радость!

И вдруг среди порыва радости его сердце сжалось от страха. Как глупо он делает, что идет вот так, под открытым небом, и несет красивого мальчика, которого может видеть каждый злой дух, случайно пролетающий мимо по воздуху! Он торопливо распахнул халат, спрятал голову ребенка у себя на груди и сказал громко:

— Какая жалость, что наш ребенок никому не нужная девочка, да к тому же еще и рябая! Будем молиться, чтобы она умерла.

— Да, да! — подхватила жена, насколько могла быстро, смутно понимая, как неосторожно они себя вели.

И, успокоенный этими предосторожностями, Ван-Лун снова принялся настойчиво расспрашивать жену:

— А ты узнала, почему они обеднели?

— Мне пришлось только одну минуту поговорить с глазу на глаз с кухаркой, которой я прежде помогала в работе, — ответила О-Лан, — и она мне сказала: «Дом Хуанов недолго продержится, потому что все молодые господа, — а их пятеро, — бросают деньги, словно мусор, где-то в чужих странах и посылают домой женщин, которые им надоели; а старый господин живет дома и каждый год берет новую наложницу, а то и двух; а старая госпожа за день выкуривает столько опиума, что золотом, которое тратится на него, можно было бы наполнить пару башмаков.

— Да неужели? — прошептал Ван-Лун, как очарованный.

— И потом третью дочь весной выдадут замуж, — продолжала О-Лан, — и дают за ней прямо царское приданое; его хватит на покупку должности чиновника в большом городе. Платья она хочет носить лишь из самого лучшего атласа, затканного узором, который делают в Сунчжоу или Ханькоу, и выписывает из Шанхая портного с целой свитой подмастерьев, чтобы платья у нее были такие же модные, как у женщин в чужих странах.

— За кого же она выходит при таких расходах? — спросил Ван-Лун в восторге и ужасе от такой траты денег.

— Она выходит замуж за второго сына шанхайского судьи, — ответила жена и после долгой паузы добавила: — Должно быть, они разорились, потому что старая госпожа сама говорила мне, что они хотят продать землю к югу от дома, как раз за городской стеной, где каждый год сажают рис, потому что земля хорошая и ее легко залить водой из рва под стеной.

— Продать свою землю! — повторил Ван-Лун, пораженный. — Значит, они в самом деле разорились. Земля — это плоть и кровь человека.

Он задумался, и вдруг ему пришла в голову новая мысль, и он хлопнул себя рукой по лбу.

— О чем я раньше думал? — воскликнул он, обернувшись к жене. — Мы купим землю!

Они посмотрели друг на друга: он — в восторге, она — в остолбенении.

— Но ведь земля… земля… — запиналась она.

— Я куплю ее! — крикнул он властно. — Я куплю землю у знатного дома Хуанов!

— Она очень далеко, — возразила жена в изумлении. — Нам придется итти целое утро, чтобы добраться до этого участка.