Сидони-Габриель Колетт - Изнанка мюзик-холла

Я вижу, что он ей не противен, однако не могу сказать, что она любит его. Она внимательна к нему, но без подчеркнутого желания угодить. Когда они уходят вместе, она изучает его проницательным, оценивающим взглядом, словно еще один урок, который ей предстоит выполнить. И порой мне хочется удержать за руку этого алчного ребенка и спросить:

— Но, Элен… А как же любовь?

Как хорошо!

Маленькая танцовщица потирает обнаженные руки, красноватые, с острыми локтями, руки худощавой блондинки, и, словно животворный воздух, вдыхает жаркую сухость ресторана.

В середине большого зала, на покрытой навощенным линолеумом площадке для танцев, уже кружатся костюмированные пары: нормандка в кружевном чепце, бедовая девчонка в красном платке, альмея, завитой «младенец», опоясанный клетчатой лентой… Ресторан, расположенный на Ривьере, держит десяток танцовщиц и столько же певцов.

Маленькая Мод только что из «Эльдорадо», где она поет и лихо отплясывает «английский номер». Она прибежала под ледяным ветром сюда, в ресторан «Добрая хозяйка», чтобы заработать с полуночи до шести утра свои двадцать франков.

Прислонившись к стене, она чуть-чуть расслабляет икры и прикидывает, что сегодня она танцевала в «Эльдорадо» утром и вечером, а здесь будет вальсировать до утра: итого семь часов вальса и кекуока, не считая раздеваний, переодеваний, гримирования, разгримировывания. Придя сюда, она очень хотела есть, но только что перебила аппетит большой кружкой пива, которую наспех проглотила в артистическом гардеробе.

«Вот и хорошо, — размышляет она, — толстеть мне ни к чему».

Мод привлекает угловатой, по-детски хрупкой фигуркой и сходит за англичанку из-за своих белокурых волос, красных локтей и забавного вздернутого носика алкоголички, с прожилками на крыльях. Она научилась улыбаться порочной улыбкой, встряхивать своими длинными, как у школьницы, локонами, а когда ей говорят сальности, прятать лицо в широкие ладони с короткими пальцами, потрескавшиеся от жидких белил. В частной жизни это обыкновенная «певичка из кафешантана», без злобы, без кокетства, измотанная, кочующая между гостиницей и поездом, между вокзалом и мюзик-холлом, страдающая от недоедания, недосыпания, неуверенности в завтрашнем дне…

Сейчас она отдыхает стоя, как продавщица в большом магазине, и ощупывает пальцем ноги дыру, только что появившуюся в ее трико телесного цвета.

«Сто су за штопку…»

И рассеянно разглаживает атласную оборку на коротенькой юбочке, которая была цвета фисташки, а теперь вылиняла и отдает в желтизну. «Десять франков красильщику… Черт, на это уйдет все, что я получу за сегодняшнюю ночь! Хоть бы опять пришла та подвыпившая дама, которая во время бала-маскарада бросила мне сдачу от своего счета!».

Скрипач в румынской рубашке играет «Ты мне клалась» с таким любовным жаром, что его просят бисировать.

«Вот и хорошо! — думает маленькая танцовщица. — Пусть бы всю ночь играл: я стою, а денежки мне идут!»

Она рано обрадовалась: знак распорядителя приказывает ей вальсировать, повиснув на плечах «тореадора», тощего, вялого и слишком высокого для нее… Мод уже так устала, что вальсирует, как автомат, сама того не замечая, в объятиях этого парня, который прижимает ее к себе с холодным профессиональным бесстыдством… Все кружится… Глаз успевает заметить пролетающие мимо булавки на чьей-то шляпе, замочек ожерелья, солитер на пальце… а под ногами натертый линолеум, блестящий, жирный, словно бы мокрый…

«Если сегодня придется вальсировать слишком долго, — проносится в голове у Мод, — я в конце концов вообще перестану думать…»

Она закрывает глаза и приникает к бесчувственной груди партнера, отдается кружению с полуосознанной доверчивостью ребенка, решившего утопиться… Но вдруг музыка замирает, и «тореадор» бросает свою партнершу у ближайшего столика, — не взглянув, без единого слова, как ненужную вещь…

Мод улыбается, проводит рукой по лбу и оглядывается вокруг.

«А! Вот и моя «симпатичная пара»!

Дело в том, что каждую ночь, на ужинах в ресторане «Добрая хозяйка», она выбирает пару, которая нравится ей больше других — не подумайте худого! — и которой она расточает по-детски восторженные улыбки, иногда посылает воздушный поцелуй или бросает цветок и испытывает мимолетное сожаление в минуту прощания, когда женщина встает и уходит с царственно-утомленным видом той, за кем непременно последует безумно влюбленный спутник…