Иоганн Гете - Избирательное сродство

Так покоятся вместе двое любящих. Тишина осеняет их гробницы, светлые родные лики ангелов смотрят на них с высоты сводов, и как радостен будет миг их пробуждения!

В предисловии к «Поэзии и правде» Гете отчетливо противопоставляет «стремительному бурному началу» его литературной деятельности медленную работу над позднейшими своими произведениями, такими, как «Ифигения», как «Тассо», «Эгмонт» или «Вильгельм Мейстер», на создание которых были потрачены годы, если не десятилетия. Претерпел жанровое преобразование и роман «Избирательное сродство», первоначально задуманный как краткая вставная новелла, какими так густо насыщены «Годы странствий Вильгельма Мейстера». Работая над ними с большими перерывами, Гете помечает в записи от 11 апреля 1808 года: «Схематизировал ряд маленьких рассказов, особенно усердно «Избирательное сродство»…» Судьба «Избирательного сродства» оказалась сложной. Краткая новелла вскоре стала разрастаться: «Содержание ее было слишком значительным, слишком захватывало меня, чтобы можно было от него так легко отделаться». Летом того же 1808 года, проведенным в Карлсбаде, Гете не только «обдумывал и прикидывал», а уже начал диктовать первые страницы романа. Мы читаем в его дневнике от 22 июля: «План «Избирательного сродства» доведен до конца, начали вырисовываться первые наметки текста». Через месяц, 28 августа, в день рождения поэта, новая запись: «Опять принялся за «Избирательное сродство», обдумал его со всех сторон». Но по возвращении Гете в Веймар наступает долгий перерыв, вызванный неотложными делами. Только в начале апреля следующего года возобновляется прерванная работа, и 18-го числа того же месяца Гете читает то ли восемь, то ли девять первых глав романа на вечере у герцогини Луизы. С тех пор работа над «Избирательным сродством» не прерывается, и уже в конце июля сдается в набор главный массив еще не конченного произведения. «… если мы в августе и в сентябре хорошо поработаем, есть надежда со всем управиться», — пишет он жене из Иены. И оттуда же оповещает друга Рейнхольда (уроженца Германии и видного французского дипломата при Наполеоне и после реставрации Бурбонов): «Больше семи недель сижу здесь взаперти и, как беременная женщина, желаю только одного: чтобы ребенок явился на свет, а там будь что будет. Новорожденный представится вам предположительно в середине октября. Примите его ласково». И вправду, 16 октября 1809 года «Избирательное сродство» полностью напечатано. В таком быстром темпе Гете работал только в стремительную пору своей юности — так увлекла его работа над этим произведением.

Роман «Избирательное сродство» не так-то легко поддается истолкованию. Перед нами зримый, «вешный» мир: люди, природа, привольная или тронутая рукою искусного садовника, интерьеры, архитектура зданий, воздвигнутых или только воздвигаемых в поместье богатого барона, три пруда, превращенные в большое озеро, — все это выписано с наглядной четкостью, характерной для произведений Гете, созданных в эпоху его классицизма. Психология действующих лиц, их поступки, мысли, убеждения по-человечески понятны, но вместе с тем покрыты «воздушной фатой, легкой и все же непроницаемой», как сказано Гете в письме к Цельтеру от 26 августа 1809 года. Спор о том, реалистичен или же символистичен смысл и стиль «Избирательного сродства», завязался еще при жизни писателя и продолжается по сю пору, не приводя к окончательному решению. Не потому ли, что неправомерно само противопоставление, положенное в основу этой дискуссии, сомнительная альтернатива реалистичности либо символистичности стилистики романа?

Речь здесь, собственно, должна была бы идти об отправной точке самого замысла данного произведения и о соответствующем его сути стилистическом осуществлении такового. Ни в одном из прочих своих художественных произведений Гете не соприкасается так тесно с воззрениями Спинозы, как именно в «Избирательном сродстве». Согласно Спинозе, психология и этика строго детерминистичны. Люди только мнят, будто они обладают свободой, но их свобода иллюзорна и состоит разве в том, как разъясняет философ, «что они, вполне сознавая свои желания, не знают причин, какими они обусловлены». Человек — часть природы, или даже лишь «частица» ее, как предпочитал выражаться Спиноза, в силу чего человек связан с бесконечной «совокупностью причин», направляемых законами, хотя и точными и определенными, но нам неизвестными, чуждыми нашей природе и пашей власти над природой.