Жорж Санд: Маркиза

Маркиза де Р. не была очень умна, хотя в литературе принято считать, что все старые женщины должны блистать умом. Она отличалась полнейшим невежеством во всем, чему не научил ее свет, в котором она вращалась. Не хватало ей также умения утонченно выражаться и проявлять чрезвычайную проницательность и тот удивительный такт, которые, как говорят, свойственны женщинам, долго прожившим на белом свете. Она, напротив, была взбалмошной, резкой, прямой, иногда даже циничной. Она совершенно разрушила мои представления о маркизе старого доброго времени. И, однако, она все же была маркизой и видела двор Людовика XV, но так как в то время характер ее представлял явление исключительное, то прошу вас не искать в ее истории обстоятельного изображения нравов той эпохи. Знать хорошо общество любого времени и хорошо его обрисовать мне кажется таким трудным делом, что я не хочу за это браться. Я ограничусь тем, что расскажу вам кое — какие частные случаи, которые создают неотразимую симпатию между людьми всех обществ и всех веков.

Я никогда не находил большого очарования в обществе этой маркизы. Меня поражала в ней только необычайная память, какую она сохранила о своей молодости, и та изумительная ясность, с какой она умела передавать свои воспоминания. Впрочем, как и все старики, она забывала, что делалось вчера, и не интересовалась событиями, не имевшими прямого влияния на ее жизнь.

Она не принадлежала к числу тех пикантных красавиц, которые, не обладая блистательной внешностью и правильными чертами лица, восполняют все это блеском остроумия. Такая женщина, не желая уступать в красоте тем, кто прекраснее ее, Должна развивать свой ум. Маркиза, напротив, была, на свое несчастье, неоспоримой красавицей. Я видел только ее портрет который она, как все старые женщины, из кокетства выставила в своей комнате всем напоказ.Она была изображена нимфой — охотницей, в атласном корсаже, разрисованном под тигровую шкуру, с кружевными рукавами, с луком из сандалового дерева и с жемчужным полумесяцем, сверкавшим над ее взбитыми кудрями. Как‑никак, это была чудесная картина, а еще чудеснее — изображенная на ней женщина: высокая, стройная брюнетка, черные глаза, строгие, благородные черты лица, алые уста, которые никогда не улыбались, и руки, приводившие, как говорят, в отчаяние принцессу де Ламбаль. Без кружев, атласа и пудры это поистине была бы одна из тех гордых и легких нимф, которые являлись смертным в глубина лесов или на склоне гор, чтобы свести их с ума от любви и тоски.

Однако у маркизы было мало любовных приключений. Oна сама признавалась, что ее считали неумной женщиной, а пресыщенные мужчины того времени любили не столько красоту, сколько возбуждающее кокетство.

Женщины, далеко не вызывавшие такого восторга, как она, отбили у нее всех обожателей. Но странно: по — видимому, это ее мало трогало. То, что она мне рассказывала урывками о своей жизни, привело меня к мысли, что ее сердце не знало молодости и что холодный эгоизм преобладал в нем над всеми другими чувствами. Правда, я видел, что, несмотря на ее старость, окружающие проявляют к ней горячую симпатию: внуки нежно любили ее, и она делала добро, не кичась этим. Но так как она не претендовала на строгость нравов и признавалась, что никогда не любила своего любовника, виконта де Ларрье, я не мог найти другого объяснения для ее характера.

Ка к‑то вечером я застал ее в более словоохотливом настроении, чем обычно. Но чувствовалось, что ею завладели невеселые мысли.

— Милое дитя мое, — сказала она, — виконт де Ларрье только что скончался от своей подагры; это большое горе для меня — его подруги в течение шестидесяти лет. И потом, ужасно видеть, как люди умирают! Впрочем, нет ничего удивительного: он был так стар.

— А сколько ему было? — спросил я.

— Восемьдесят четыре года, мне — восемьдесят, но я не такой инвалид, как он, и могу надеяться, что проживу дольше. Все равно! Уже несколько моих друзей покинули мир в этом году, и, как ни уговаривай себя, что ты моложе и сильнее, невольно пугаешься, когда видишь, как исчезают твои современники.

— И вот, — ответил я ей, — все сожаления, какими вы его удостоили, этого бедного Ларрье, который обожал вас в течение шестидесяти лет, постоянно жаловался на вашу суровости и не переставал бороться с ней. Это был примерный любовник! Подобных мужчин уже нет»

— Полноте, — сказала маркиза с холодной улыбкой. — У этого человека была мания жаловаться и считать себя несчастным; он совсем не был несчастным, каждый знает это.